ВТОРОЕ ПОСЕЩЕНИЕ КУБАНИ
Пробыв в кругу семьи около недели, Суворов на почтовых лошадях пересек Украину, земли войска Донского и прибыл в Царицынскую крепость (г. Волгоград), откуда начиналась Астраханская линия. Спустившись по Волге к Астрахани, он осмотрел укрепления и городки волжских казаков, а затем берегом моря направился на Терек, где от крепости Моздок начиналась Азово-Моздокская линия. В крепости Ставрополь он встретился с султаном Кайсайской орды Арслан-Гиреем, с которым заключил договор о дружбе, подкрепленной «непосредственной мздою», как донес Суворов позже.
Из Ставрополя он поехал на юг, к Кубани, уже известной ему дорогой. Во второй половине января стояли сильные холода. Суворов сел в простые сани, завернулся в тулуп и в сопровождении небольшой охраны поехал по линии. В фельдшанце Всехсвятском Суворова встретил комендант капитан Нижегородского пехотного полка Иван Евсюков, по вине которого солдаты вверенного ему укрепления осенью 1778 года попали в плен. Суворов строго расспросил его о причинах, вызвавших захват солдат шайкой абреков, и тут же объявил Евсюкову, что он будет отдан под суд. Однако весной Суворов по своей природной доброте приказал Райзеру суд прекратить и объявить Евсюкову выговор «в штраф за упущение».
В Царицынской крепости, где стоял гарнизон от Нижегородского пехотного полка, Суворов остался ночевать. Назавтра, осмотрев крепость и побеседовав с офицерами, Суворов выехал в фельдшанец Восточный, оттуда в крепость Павловскую и далее в Азов.
На правом берегу маленькой речки Терновки, левом притоке Большой Ей, на месте станицы Калниболотской, Суворов осмотрел первый коммуникационный редут — Терновой. Далее путь его шел вниз по Большой Ее вдоль левого берега. Через сорок две версты дорога вышла к переправе через Большую Ею, у которой на правом берегу реки стоял фельдшанец Большеейский. Сейчас на этом месте МТФ № 4 колхоза «Кавказ» Крыловского района Краснодарского края. Затем Суворов ехал степью, пересекая безымянные степные речки, лежащие подо льдом, и через шестьдесят восемь верст на берегу реки Елбузды, левом притоке Кагаль-ника, осмотрел последний фельдшанец на этой дороге— Элбуздинский. Отсюда до реки Кагальник, где был карантин и переправа, оставалось всего двадцать восемь верст. Суворов, конечно, обратил внимание на то, что все три укрепления построены по одному плану, без учета особенностей местности. Это были бастионные редуты в виде квадрата с фасами длиной девятнадцать саженей, состояли из оборонительного вала с турами, волчьих ям, рогаток и внешнего рва. В бастионах насыпаны барбеты. Для умелого противника эти укрепления стали бы легкой добычей.
Но не это возмутило Суворова. Во всех коммуникационных крепостях и в промежуточных более мелких укреплениях стояли казаки. По приказу Райзера, который положения дел на линии не знал, сидел в Благовещенской крепости «яко взаперти», люди не могли отлучиться из укреплений, по этой причине казаки не смогли заготовить на зиму сена. В суровые морозы начался падеж лошадей, что резко снизило боевую силу казачьих полков.
В Азове Суворов отдыхал у коменданта генерал-майора артиллерии Андрея Романовича Ливена. Потом выехал уже знакомой ему дорогой в крепость Дмитрия Ростовского, а оттуда Бердянской линией вдоль Азовского моря возвратился в Крым.
23 февраля Суворов донес Румянцеву о проделанной инспекции. К рапорту он приложил описание укреплений и почтовых станций, которые он осмотрел. Он сообщил также, что на Кубани «точно тихо», население занято мирным трудом, ибо разбойники «силою укреплений в узде». Однако добавляет, что закубанцы все же изредка нападают и их предводитель Дулак-султан «чуть недавно, на драке, не потерял голову», получив достойный отпор на кордонной линии.
Суворов снова просит назначить на Кубань замену Райзеру. 1 марта Суворов посылает приказ Райзеру подготовить корпус к выходу в летние лагеря для боевой учебы. Требует в трехдневный срок лично осмотреть местность в четвертой дирекции и выбрать место для постройки нового укрепления. Мы не знаем, уложился ли Райзер в этот срок, сам ли выбрал место под фельдшанец, или поручил это сделать Штеричу, начальнику дирекции, но приказ был выполнен.
2 апреля Суворов доложил Румянцеву, что «между Марьинскою крепос-. тью и Архангельским фельдшанцем к воздвижению одного укрепления приступлено». Укрепление получило название «фельдшанец Новый». До настоящего времени его план не найден. Черноморские казаки построили тут Александровский пост, развалины которого сохранились у краснодарской городской свалки.
Забегая несколько вперед, скажем, что 5 апреля Суворов, донося дополнительно о проведенной им инспекции кордонных линий, сообщил, что планы укреплений левого крыла Кубанской линии он высылает, а правого крыла вышлет позже, ибо они еще не готовы.
Поэтому он не мог выслать Румянцеву и полную карту осмотренных им кордонных линий, что прикрывали Кавказ от Каспийского до Черного моря. Такая карта была сделана позже. Изучая хранящиеся в ЦГВИА карты и планы, касающиеся данной темы, я натолкнулся на карту «Описание лежащей степи между Каспийским и Азовским морями, начиная от Царицына до Кизляра, и вновь сделанной Астраханской линии крепостей. Так же и по реке Кубани укреплений». В каталоге указано, что эта карта сделана около 1784 года. Это ошибка. Составители каталога забыли, что кубанские укрепления были срыты в мае 1779 года. А на карте все крепости показаны. И что самое ценное, она подписана самим Суворовым. Карта эта небольшая по размеру, всего 60X40 см, и изучить ее довольно трудно.
Поэтому рассмотрим вторую карту, сделанную более точно. Называется она, как и большинство старинных карт, довольно пространно: «Описание расположения по реке Кубани и от двух мест до города Азова крепостям и фельдшанцам с их расстоянием, так же (вырвано. — В. С.) крепости Темрюка». Даты изготовления и подписи карта не имеет. Но мы с уверенностью можем сказать, что это тоже уникальная карта, сделана также в начале 1779 года. Почему так можно утверждать? На карте не указаны коммуникационные укрепления, построенные от крепости Александровской к Азову. Суворов 8 апреля 1779 года приказывает начать их строить, работы вести «наипоспешнейше и совершенно их прежде двух недель кончить». Поэтому мы с полной уверенностью можем сделать вывод, что карта составлена в апреле — мае 1779 года. В июне кубанские укрепления уже были разрушены по условиям нового договора с турками.
Хочу обратить внимание читателя на такие подробности, как местонахождение крепости Благовещенской и фельдшанца Всехсаятского, о чем писалось в свое время очень много, и притом все исследователи заблуждались, ибо с картой этой знакомы не были. На карте ясно видно, что крепость Благовещенская расположена на правом берегу Казачьего ерика, а от нее вниз по течению Копыльский ретраншемент, то есть Старый Копыл. А Всехсвятский фельдшанец расположен не там, где была крепость Прочный Окоп, как об этом пытаются утверждать кубанские историки, а гораздо севернее правобережья Кубани, на берегу степной речки. Известную ценность эта карта представляет и в том, что на ней указаны расстояния между укреплениями. Хочу заметить, что они отличаются от расстояний, уже указанных Суворовым в своем рапорте от 2 января 1779 года.
...Жизнь солдат на линии с каждым днем ухудшалась. Несмотря на выговоры, Райзер упорно сидел в штабе корпуса, который так и не перевел в Марьинскую крепость, в центр всей Кубанской линии. На линию он ни разу не выезжал, укрепления не осматривал, за питанием не следил.
«А больных в Кубанском корпусе, — спокойно сообщал он, — умножается и довольно умирает. В ноябре, декабре и январе месяце померло четыреста двадцать восемь человек, большая часть поносной кровавой болезнью».
Суворова ужасали эти цифры, ведь без войны погиб целый батальон солдат. Он еще раз советует Райзеру переехать со штабом ближе к центру линии. Но Райзер не желал бросать обжитое место в Благовещенской крепости, далекой от реки Кубани, с приличным домом. А в Марьинской крепости были только землянки, да и граница совсем рядом, за рекой, откуда нередко прилетали пули.
Суворов советует Райзеру умело организовывать базары и менные дворы для торговли с горцами, как это» делалось ранее Для этого он предлагает сделать мост через Кубань и на левом берегу оборудовать крепкий фельдшанец для прикрытия базара от нападений разбойников Ибо «благомудрое великодушие иногда более полезно, нежели стремглавный военный меч».
Но Райзер поступил иначе. Он начал выжигать леса вдоль Кубани!? Суворов снова сделал ему внушение:
«...выжигание драгополезных лесов не сужу я столь необходимым...» И потребовал вместо выжигания лесов, которыми и так бедна Кубань, усилить бдительность. Одновременно он направляет Райзеру письма с указанием разослать их закубанским князьям с целью удержания от набегов на русские посты и на мирных на-гайцев Суворов укоряет князей, что они «часто воровски через Кубань российских лошадей воруют и, нападая на наши караулы, оказывают часто свое злодейство».
Суворов имел точные сведения, что за спиной закубанских князей и султанов стоит Турция, что турецкие агенты подогревают интерес их к нападению на мирное население и русские посты денежными и иными подарками В набегах участвовала часто не только дружина князя, но и насильно собранное ополчение из крестьян. Простые люди не желали воевать, хотели бы торговать, совершать мены необходимых для них вещей. Зная такие настроения, Суворов и предлагал закубанским князьям жить мирно, уважать друг друга, организовать торговлю И предупреждал, что если они не прислушаются к его письмам, то принужден будет «переправить через Кубань войска и наказать за такую дерзость огнем и мечом, и в том сами на себя пенять должны будете».
Суворов вновь и вновь просит Румянцева заменить Райзера, ибо «недвижимость его в Благовещенской крепости» приводит к тому, что он не знает положения на линии и сидит в этой крепости «яко в заперте», а отсюда и плохое руководство войсками корпуса.
Во второй половине марта Румянцев все же дал согласие отозвать Райзера» с поста командира Кубанского корпуса. 20 марта Суворов приказывает бригадиру Гинцелю временно вступить в командование корпусом Одновременно он дает ему указание штаб перенести в крепость Марьинскую, лично осмотреть все укрепления линии В руководстве войсками строго придерживаться его указания от 16 мая 1778 года и как можно быстрее начать строительство двух коммуникационных редутов на новой дороге от крепости Александровской в сторону Азова «для спокойствия кочующих там ногайцев, как и для провиантских транспортов» и за две недели закончить. Однако выполнить это Гинцелю не удалось.
29 марта Румянцев сообщил Суворову, что под давлением внешнеполитической обстановки в Константинополе заключена конвенция с Турцией, которая подтвердила Кючук-Кайнарджийский мир, признала независимость Крымского ханства и законность избрания Шагин-Гирея на ханский престол. Россия со своей стороны обязалась вывести свои войска из Крыма и отвести Кубанский корпус на рубеж Еи.
Суворов, выполняя ордер Румянцева, отдает приказ бригадиру Макарову, командиру Курского пехотного полка, разрушить Екатерининскую крепость и все фельдшанцы первой дирекции и 14 мая отступить. Турецкий ага решил перестроить и укрепить крепость Суджук-Кале, как базу для дальнейшего наступления на Кубань, но горцы помощи ему не дали, опасаясь того, что русские войска в ответ на это Кубань не покинут. Турки все же укрепили Суджук-Кале и несколько позже построили крепость Анапу.
После вывода войск из Крыма и с Кубани Суворов просил у Потемкина нового назначения. В конце июля он был назначен командиром пограничной дивизии Новороссийской губернии, находящейся в непосредственном подчинении Потемкина. В конце 1779 года Россия решила расширить свои владения на берегах Каспийского моря, чтобы оказать реальную помощь Грузии, изнемогающей в борьбе с персидско-турецкими захватчиками.
Суворов, зарекомендовавший себя в Крыму и на Кубани как блестящий дипломат и администратор, был в январе 1780 года направлен в Астрахань. Ему поручили организовать комбинированный набег на Персию отрядом, состоящим из сухопутных сил и флота. Суворов с жаром взялся за это дело. Но этот проект положили под сукно и сократили финансирование. «Ныне чувствую себя здесь забытым, — с горечью пишет он Турчанинову, — оскудевши; живу половинным жалованьем». Дело в том, что завистники и противники Суворова обвинили его в перерасходе денег, выделенных на выселение христиан из Крыма, — около 15 000 рублей, которые тут же стали высчитывать из его же жалованья. «Вот и воздаяние! — восклицает Суворов. — Вместо благодарности — денежный начет!»
Два долгих года провел Суворов в Астрахани, томясь от небывалого для него безделья. Служебное положение его было самое неопределенное. Его, человека вспыльчивого и самолюбивого, больно ранили всякие сплетни и дрязги. Период вынужденного безделья наложил отпечаток на его письма, в которых он высказывает свое мнение об обязанностях человека в обществе и о взаимоотношениях между начальниками и подчиненными. Эти мысли были для того времени передовыми, так как он критиковал порядок продвижения по службе, при котором награждаются и продвигаются только подхалимы и льстецы.
Отсутствие интересного дела, плутни чиновников, семейные неурядицы измучили Суворова. Он посылает несколько писем Потемкину с просьбой дать ему настоящее дело, и в декабре 1781 года его назначают командовать Казанской дивизией, которая состояла из двух полков. Это была месть недоброжелателей, которых при дворе Екатерины II было более чем достаточно. Ему, боевому генералу, перед этим командовавшему двумя корпусами, дали как бы в насмешку всего два полка. Суворов начал протестовать, но все напрасно.
Шли месяцы. Суворов тосковал. В узком кругу он часто повторял античную эпиграмму Паллада:
«Судьба не умеет рассуждать, как не признает и законов, бездумно отдаваясь на волю своего собственного течения, она деспотически царствует над людьми. Она чувствует расположение к негодяям и ненавидит людей честных, как бы желая показать свою власть, лишенную смысла...»
Обострение русско-турецких отношений из-за нежелания Турции выполнять взятые на себя обязательства, на что ее подталкивала Англия, восстание населения в Крыму против Шагин-Гирея вынудили правительство вспомнить о Суворове.