ПОСЛЕДНИЕ ПОСЕЩЕНИЯ КУБАНИ. СТРОИТЕЛЬСТВО ФАНАГОРИИ
Прошло восемь лет. 10 ноября 1792 года последовал рескрипт императрицы. Генерал-аншеф Суворов-Рымникский назначался «начальствующим над войсками, в Екатеринославском наместничестве и Таврической области состоящими». Грозный Топал-паша, то есть хромой генерал, как прозвали Суворова турки за легкую хромоту от засевшей в пятке иголки, вновь появился на русско-турецкой границе. Русский резидент в Константинополе А. С. Хвостов писал Суворову:
«Один слух о бытии вашем на границе сделал и облегчение мне в делах, и великое у Порты впечатление...»
Прибыв в Херсон, где была штаб-квартира, Суворов сразу же начал инспектировать войска. Состояние войск его ужаснуло: везде грязь, болезни, воровство. Пришлось с первых дней железной рукой наводить порядок.
Принимая меры по укреплению границы, Суворов ремонтирует крепости и начинает строить новые. И хотя правительство ему на это денег не выделило, он заготавливает инструменты и материалы, расплачиваясь с поставщиками только векселями, на что толкнула его сама императрица, она требовала быть готовым к войне, «дабы... не быть неготовыми против неприятельских».
Укрепляя Причерноморье и Крым, Суворов не забывает и о Кубани. Султан Абдул-Гамид с помощью Франции решил построить три крепости на Западном Кавказе — Анапу, Бугур и Геленджик. Последнюю из-за нехватки денег не построил. Разведка достала план этой крепости, составленный французским инженером Лафитом Клаве. В ответ русское правительство поручает Кавказскому корпусу построить вдоль Кубани редуты — Прочный Окоп, Прочный Стан и Григориполис.
На Тамани построить крепость не удалось. Только в 1786 году, в канун новой войны, командир Таврического егерского корпуса переправил на судах Азовской флотилии два батальона, которые разобрали западную половину старой Таманской крепости, цитадель города, и рядом построили земляную крепостцу по типу крепостей Кубанской линии. Ввиду того что Таман был Екатериной II переименован в Фанагорию, то и крепостца стала называться Фанагорийской или Фанагорией. Крепостца в плане выглядела полуокружностью с хордой длиной сто сорок саженей, которой прижималась к неприступному обрыву моря. Во время разборки башен цитадели был найден мраморный блок, который егеря на катках доставили в крепостцу и уложили у казармы как приступок. Вскоре о «тмутараканском камне» заговорил весь научный мир. Высеченная на нем древнерусская надпись гласила о том, что князь Глеб Святославович зимой 1068 года измерил по льду расстояние от Тмутаракани до Керчи.
Зная, что на Тамани нет сильной крепости, которая могла быть «упором» против Анапы, Суворов посылает туда военного инженера составить ее план и смету. Мы это знаем из документа, который хранится в ГАКК. Начальник Фанагорийского округа войсковой полковник, армии премьер-майор Савва Белый донес в конце ноября 1792 года войсковому атаману, армии бригадиру Захарию Чепеге, что из Херсона прибыл инженер-полковник И. И. Князев «для снятия на острове Фанагории местоположений и сделания проектов крепостей». Далее он просит срочно написать Князеву письмо, чтобы он крепостей ни у города, ни у Бугаза не строил, ибо к крепости у города тогда отойдут выгоны для скота и «различного родючего дерева сады», а у Бугаза — рыбные ловли и соленое озеро, где соль добывают.
Это доказывает, что казачье начальство с неудовольствием встретило решение о постройке на Тамани крепостей, и в дальнейшем оно будет этому всячески противиться. В середине декабря Князев проект составил, но правительство его забраковало из-за дороговизны. Вскоре Князев был отозван на строительство Николаева, а сменивший его инженер-подполковник де Волан составил новый проект, но и его правительство не утвердило по той же причине. К тому же императрица, обеспокоенная ростом суммы, на которую Суворов выдал векселей, потребовала «действовать не столь поспешно», а векселя объявила недействительными. Это поставило Суворова на грань разорения...
Принимая решение на строительство крепости у городка Таман и форта у Бугаза, Суворов, конечно, зная о переселившемся туда полке Черноморского войска, с начальством которого он встречался еще в 1787 году. Суворов решает ехать на Тамань, чтобы выпросить на месте 3000—3500 работных людей. Но, не зная положения на Тамани, в своих расчетах ошибся. Таврический губернатор генерал-майор Жегулин, которому подчинялись черноморские казаки, предупредил Белого, что Суворов «на сих днях... может вознамериться посетить и остров Фанагорию». Однако Суворов не приехал. 7 февраля 1793 года Жегулин вновь предупреждает Белого; «Вчерашний день я получил достоверные сведения, что его сиятельство граф Александр Васильевич Суворов-Рымникский на сих днях сюда будет и прямо на Тамань отправиться изволит».
1 марта Белый донес войсковому судье, армии полковнику Антону Головатому: «Вашему высокоблагородию честь имею донесть: первое, что сего февраля, в тридцатый день, был на Тамани его сиятельство высокоповелительный господин генерал-аншеф главнокомандующий войсками граф и разных орденов кавалер Александр Васильевич Суворов-Рымникский». На казачьем баркасе Суворов переправился через Керченский пролив и прибыл к городу, который он покинул пятнадцать лет назад. Все так же на фоне, неба вырисовывались башни приморского замка, составляющего северо-восточную часть цитадели, где было последнее убежище Шагин-Гирея. Правее ручья, что протекал через цитадель, на высоком обрыве виднелись валы и казармы Фанагорийской крепостцы, где стоял 1-й батальон Таврического егерского корпуса. А левее восточной окраины Тамана, за широкой лощиной, где стояло с десяток мореходных лодок, темнели валы бывшей новой Таманской крепости, которую строил Курский полк.
Баркас еще подходил на веслах к старинной пристани, а толпы народа уже усеяли береговые обрывы. На пристани Суворова встретил рапортом командир батальона премьер-майор Христофор Розенберг, которого тут же сменил окруженный старшинами Савва Белый. Не успел Суворов сойти с пристани, как начальник почетного караула подал команду, егеря вскинули штуцера, оркестр ударил встречный марш, а с валов крепостцы грохнули пушки, разнося эхо на многие версты вдоль обрывов Тамани.
Проведя строевой смотр батальона егерей на бывшей площади цитадельной мечети, что была у левого берега ручья, Суворов прошел в крепостцу. Осмотрел ее укрепления, казармы и стоящие под навесом трофейные пушки, захваченные казаками в крепости Березань и поставленные сюда при переселении на хранение в октябре 1792 года. Поднявшись на бастион, Суворов осмотрел город. Все пространство внутри валов было заполнено обгорелыми развалинами с торчащими над ними минаретами мечетей. И только севернее озера, в центре города, виднелось несколько десятков новых хаток, крытых соломой.
Сопровождаемый Розенбергом и его заместителем секунд-майором Василием Муратовым, Суворов направился на форштадт вдоль правого берега ручья. Здесь в казармах жили переселенцы. У моста через ручей Суворова встретил Белый с жалобой на «превеликую тесноту в куренях». Осмотрев ближайшую казарму, где разместился Каневский курень, Суворов ужаснулся. Тут, как и в других казармах, было тесно, грязно, больные лежали вместе со здоровыми, многие не имели теплой одежды.
Оправдываясь, Белый доложил, что это все бедняки, а богатые уже построили себе собственные хаты. Суворова это не успокоило. После осмотра «ситуации новой крепости» и побитых зимней бурей мореходных лодок, которые стояли в устье лощины восточнее старого турецкого кладбища, Суворов обещал казакам «неоднократно подавать во всех нуждах руку помощи». А возвратившись в крепостцу, продиктовал несколько приказов. Один командиру Таврического корпуса — немедленно освободить большой дом в Ени-Кале для размещения казаков, ожидающих переправы на Тамань. Второй коменданту Ени-Кале — откомандировать на Тамань лекаря с запасом лекарств. Третий — направить на Тамань солдат-плотников для ремонта лодок.
На другой день Суворов доложил императрице об осмотре местности и, касаясь Фанагории, добавил, что «для безопасности войску Черноморскому в военное время» крепость надо построить как можно быстрее. И помня о разбитых бурей лодках, приказал де Волану составить план и смету гавани для казачьей флотилии у новой крепости.
Наступила весна, а денег все не было. Без денег «мои распоряжения тщетны и исправить невозможно будет, время всего дороже», — жаловался Суворов, но правительство молчало. Суворов томился неизвестностью. Он пишет П. И. Турчанинову:
«Я здесь нещадно в оковах ожидания денег... в расходе сумм меня разоряют... всем жертвую для блага человечества». Чтобы достать денег, он вынужден закладывать свои деревни и даже думал ехать на войну в Европу волонтером.
Только 1 мая последовал указ о начале строительства крепостей, но денег опять выделено не было. В ГАКК хранится интересный документ, касающийся заготовки строительных материалов. Это приказ фанагорийского начальника Белого о том, что Суворов «повелел взять близ лежащих развалин Таманской крепости стен и башен камень и сверх того все мраморные камни и другие древние вещи, имеющие на себе достопамятные знаки, кои и хранить для приличного употребления на новую крепость». Далее Белый предупреждает, что, кто будет ломать камень в крепости, «наказан будет».
Заготавливая материал для строительства новой крепости, Суворов сохранял для науки камни со «знаками», которые он видел еще в 1778 году, например с гербами генуэзских консулов. В мае казаки покинули Тамань почти все. Они заняли кордонную линию вдоль Кубани. Это осложнило вопрос о выделении рабочих. Суворову снова пришлось ехать на Тамань, о чем 18 июля Головатый донес Чепеге, стоящему табором в Карасунском куте, где он выбрал место для войскового города: «Уведомляю при том, что его сиятельство граф Александр Васильевич Суворов-Рымникский 16-го числа, в пятницу, был у нас на Тамани: обедал у меня и, часов с пять погостивши, на ту сторону возвратился .. Беседа за столом занимаема была нашими обстоятельствами».
Отсутствие денег, атаки кредиторов, угроза разорения, волокита с выделением рабочих — все это нервировало Суворова. Если так и дальше будет, «в этом году успеть нельзя», — доказывает Суворов, но в ответ опять молчание. Только 19 мая последовал указ о выделении денег на строительство крепостей, но с оговоркой, что Фанагорийскую крепость надо построить дешевой — из земли, как крепость Дмитрия Ростовского. Суворов рассчитался с кредиторами и приказал строительство начинать.
Вместо отозванного де Волана Суворов послал на Тамань инженер-капитана Захара Шмидта, которому было поручено первым делом восстановить «старый ретраншемент», где была новая Таманская крепость, «дабы магазины и артиллерия в случае неприязненных действий со стороны турок не могли быть в опасности». 31 июля Шмидт прибыл на Тамань почтовой лодкой, донес рапортом Головатому о начале строительства крепости и приступил к работам.
Беспокоясь о строительстве крепости, где работали казаки и егеря 1-го и 2-го батальонов Таврического егерского корпуса, Суворов посылает на Тамань своего дежурного генерала Ф. И. Левашева, который после осмотра крепостных работ предупредил местное начальство, что сюда может приехать сам Суворов. «Граф сам вскорости будет сюда», — донес Головатый на другой день атаману Чепеге.
Действительно, Суворов думал той осенью посетить Тамань и даже проехать вдоль всей Кубанской кордонной линии до Кавказа. Но «после раздумал», — написал 2 декабря генерал Левашев в частном письме И. Д. Хвостову. Тем более что поводы для раздумий были. Борьба Суворова за повышение боевой готовности войск должных плодов не давала. Казнокрады и воры всех степеней, за спиной которых стояли высокие покровители, обворовывали и морили солдат. Положение сложилось до того опасное, что императрица приказала Военной коллегии провести следствие «над бездельниками и убийцами, кои причина мора, ради их воровства и нерадения... на каторгу сошлите тех, кои у меня морят солдат».
Заканчивался 1793 год, и, подводя итоги, Суворов с горечью признавал: «...крепости сей год неуспешны по денежной ябеде». Медлительность царской администрации сорвала все его планы. Весной 1794 года крепостные работы на Тамани начались рано, но нехватка рабочих рук и на этот раз тормозила строительство. К тому же Суворов вскоре был направлен на новое место службы.
И только летом 1795 года в крепость вступил гарнизон из 1-го и 2-го батальонов Таврического егерского корпуса под командой подполковника А. Д. Куприна. В Фанагорийской крепостце, которая теперь называлась Таманской крепостью, стал гарнизоном батальон под командой подполковника Ивана Кираева. (Развалины ее и ныне видны в станице Тамань, западнее переулка Приморского.)
Время сохранило имена строителей крепости, но только егерей, да и то не всех. Работая в ГАКК, мне удалось установить личности более восьмисот егерей, которые строили крепость. Разные это были люди — молодые и пожилые, рекруты недавние и ветераны, которые защищали с Суворовым Кинбурн, штурмовали Очаков, брали Измаил. Удалось установить даже, откуда они были родом, где, видимо, и ныне живут их потомки.
По плану, а их сохранилось несколько, Фанагорийская крепость была в виде полуокружности, прижатой хордой к обрыву моря. Протяженность вала со стороны суши составляла 574 сажени, а вдоль моря — 325 саженей. Ворота Азовские выходили на восток, а Нимфейские — на запад. Три полных бастиона — Петра, Владимира и Павла прикрывали крепость со стороны суши. Подступы под обрывами прикрывались полубастионами Бориса и Глеба. Вокруг плаца стояли казармы, дома офицеров и цейхгаузы. У бастиона Павла была усадьба коменданта, где в 1820 году останавливались генерал Н. Н. Раевский отец с семейством и А. С. Пушкин.
Гавань для черноморских лодок не была построена, ибо казаки не пожелали жить под армейским глазом, а построили себе ее в Кизилташском лимане, бывшем Кубанском, и назвали гаванью Головатого. Забегая вперед, отметим, что крепости в боевых действиях участвовать не пришлось. После присоединения Анапы к российским городам в крепости разместился госпиталь правого фланга Кавказской линии, где лечились и декабристы А. И. Черкасов, В. П. Лихарев.
Если подойти к проему Азовских ворот, то справа, за сухим ложем ручья, где стоит памятник героям гражданской войны, до середины XIX века была слобода Щсмиловка, здесь селились отставные солдаты из гарнизона крепости В 1855 году, во время Крымской войны, сильный англо-французский десант занял крепость. Но черноморцы ночной атакой выбили союзников, которые зажгли в крепости все, что могло гореть, и бежали на корабли.
В 1868 году отставной полковник А. Новосельцев купил у казны крепость и построил из суворовских казарм первый на юге России нефтеперегонный завод, нефть для которого добывалась в Закубанье, на реке Кудако. После разорения Новосельцева завод был продан на слом, и крепость опустела окончательно. Ныне в крепости пахотное поле да строения МТФ Таманского винсовхоза. Ни на бастионах, ни у ворот, к сожалению, нет охранного знака.
В конце 1795 года Суворов вновь был назначен командующим войсками Юга России. В его жизни начался период, который вошел в историю как «тульчинский». Имея шгаб-квартиру в городишке Тульчине, Суворов отдал себя любимому делу — обучал войска только тому, что нужно на войне. Находясь в отрыве от Кубани, Суворов внимательно следил за охраной границы казаками, интересовался их жизнью, беспокоился за стоящие там батальоны егерей. Тогда же он предложил возложить на Кавказский корпус охрану Кубани.
В июне 1796 года Суворов доложил Зубову, что едет осматривать войска, стоящие в лагерях, намереваясь посетить и Тамань, чтобы осмотреть Фанагорийскую крепость, но план этот сорвала занесенная сюда эпидемия чумы. На Тамани ввели карантин. Пройдет много лет, и внуки Суворова пройдут по его следам. Корнет Александр Суворов (1804—1882), как причастный к декабристам, будет послан на Кавказ, где и прослужит много лет дружил с декабристами.
Павел Бестужев писал о нем: «Молодой человек с возвышенным характером, чистою нравственностью, благородной и чувственной душою, с умом и военными способностями, не помрачающими великого деда его...» Имел боевые ордена и шпагу золотую «За храбрость». В отставку ушел генералом от инфантерии. На известной картине художника Горшельда «Пленение Шамиля» Александр Суворов изображен среди офицеров, стоящих рядом с наместником Кавказа фельдмаршалом Барятинским.
В 1835 году Барятинский во время похода Вельяминова за Кубань был тяжело ранен. В этом походе участвовал и второй внук великого полководца, Константин Суворов (1809—1878), который, числясь при канцелярии наместника Кавказа, попал на Кубань волонтером. Дослужился до полковника, был гофмейстером.
Заканчивался 1796 год. Умерла Екатерина II, и на престол вступил Павел I. Положение великого полководца сразу же осложнилось, ибо он мужественно продолжал защищать национальное русское военное искусство, противником которого был император. Начав с мелочной придирчивости, Павел уволил Суворова из армии без права ношения мундира, ибо «войны нет и ему делать нечего». Суворов при выстроенных войсках снял фельдмаршальский мундир, увешанный всеми орденами России, и покинул армию.
Прошло два года. Политическая обстановка в Западной Европе осложнилась до того, что заставила царя самодура под давлением союзников по антифранцузской коалиции назначить главнокомандующим объединенными армиями «знаменитого мужеством и подвигами» генерал-фельдмаршала Суворова-Рымникского.
В марте 1799 года Суворов вступил в командование армией и, несмотря на тяжелейшие условия и предательство союзников, все же кампанию выиграл. Швейцарский поход навечно был записан золотыми буквами в историю военного искусства. «Этот переход, — писал Ф. Энгельс, — был самым выдающимся...» Поэтому даже Павел I, несмотря на всю свою неприязнь к великому полководцу, вынужден был дать оценку его деятельности на посту главнокомандующего пожалованием титула князя Италийского и чина генералиссимуса российских войск.
Незадолго до этого Суворов как-то сказал художнику, писавшему его портрет по наказу курфюрста саксонского:
«Ваша кисть изобразит черты лица моего — они видны, но внутреннее человечество мое сокрыто. Итак, скажу вам, я кровь проливал ручьями. Содрогаюсь! Но люблю моего ближнего; во всю жизнь мою никого не сделал несчастным; ни одного приговора на смертную казнь не подписывал; ни одно насекомое не погибло от руки моей. Был мал, был велик; при приливе и отливе счастья уповал на бога и был непоколебим...»
А непоколебимость великому полководцу очень нужна была в борьбе с темными силами России, во главе которых стоял сам император. Мучительные раздумья о дальнейшей судьбе русской армии, забитой палочной дисциплиной и задавленной прусской муштрой, отравляли его жизнь. В узком кругу друзей Суворов самым серьезным образом уверял, что он за свою жизнь был ранен тридцать два раза: два раза на войне, десять раз дома и двадцать раз царским двором.
Война была окончена, и Суворов, уже в который раз за свою полувековую службу в армии, стал не нужен. «Суворов-солдат», как назвал его Ф. Энгельс, гордость России, снова оказался в опале. «Стоглавая гидра» самодержавия на этот раз ужалила смертельно великого сына России, и 6 мая 1800 года он умер. При великом стечении народа Суворова похоронили в Благовещенской церкви Александро-Невской лавры и на могилу положили плиту белого мрамора с пышной надписью. Через полвека по настоянию сподвижников великого полководца плита была заменена его внуком А. А. Суворовым. На новой плите, сохранившейся до наших дней, высечено по завещанию самого полководца всего три слова: «Здесь лежит Суворов».
Кончину А. В. Суворова оплакивала вся Россия. Видные поэты того времени сочиняли ему эпитафии. Вот одна из них:
Остановись, прохожий!
Здесь человек лежит, на смертных не похожий.
На клиросе в глуши с дьячком он басом пел
И славою, как Петр иль Александр, гремел
Ушатом на себя холодную лил воду
И пламень храбрости вселил в сердца народу.
Не в латах на коне, как греческий герой,
Не со щитом, украшенным всем паче,
С ногайкою в руках и на солдатской кляче
В едино лето взял полдюжины он Трои.
Любил жить в хижинах и покорял столицы,
Вставал то петухом, сражался на штыках,
Чужой народ носил его на головах,
Одною пищею с солдатами питался.
Цари к нему в родство, не он к ним причитался.
Был двух империй вождь,
Европу удивлял,
Сажал царей на трон и на соломе спал.
Правильно сказал военный историк конца прошлого века М. И. Богданович, выражая мнение передовых людей России: «Суворов был и всегда будет представителем нашего воинства. Пройдут многие годы, появятся в русском народе другие великие вожди и укажут полкам нашим новые пути к победам и славе; но каждый раз, когда стальная стена штыков русских должна будет обрушиться на врагов наших, мы вспомним Суворова».
Да, так оно не раз и было. В 1918 году молодая Советская Республика при создании Красной Армии сразу же применила в деле воспитания красноармейцев, воинов нового типа, заветы и методы воспитания Суворова. В трудные для нашей страны годы, когда на полях Великой Отечественной войны решалась судьба социалистической Родины, имя Суворова вело на подвиг русских солдат. И сейчас, в мирные дни, имя Суворова горит золотом на опаленных огнем войны знаменах, под которыми советские воины освободили человечество от фашистского порабощения.
Полководческий орден Суворова, учрежденный в 1942 году, и создание суворовских училищ — это достойное признание полководческого гения А. В. Суворова и благодарная память потомков о патриоте России. «Доброе имя должно быть у каждого человека, — говорил Суворов, — лично я видел доброе имя в славе своего Отечества и все успехи относил к его благоденствию».