В НИЗОВЬЯХ КУБАНИ И НА ТАМАНИ

Бывший командир корпуса генерал-майор Бринк встретил Суворова строго официально, рапортом. Но Суворов, как бы не замечая этого, представился и вручил предписание о назначении его командиром корпуса.

У Суворова уже сложилось определенное мнение о войсках корпуса, которые он осмотрел по дороге к Копылу, и оно было малоутешительным, ибо солдаты располагались скученно, смотрели хмуро, а за валами укреплений было много свежеотесанных крестов на солдатских могилах.

Бринк доложил, что войска корпуса стоят в таманских крепостях, в Ачуеве, у Красного леса, у ставки сераскира, в коммуникационных редутах и в Ейском городке. Здесь же, при Копыле, стоит Белозерский пехотный полк из восьми рот, Славянский и Острогожский гусарские полки, сводный батальон гренадер из всех пехотных полков корпуса и два полка казаков — Барабанщикова и Вуколова.

По словам Бринка получалось, что в корпусе все в порядке. Но Суворов прервал его:
«Хорошо».
Но еще древние греки говорили: «Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать». 6 января 1778 года войска Кубанского корпуса впервые увидели своего командира. Прослушав, как играет полковой оркестр, Суворов остался доволен, похвалил капельмейстера и заметил. «Музыка нужна и полезна, и надобно, чтобы она была самая громкая. Она веселит сердце воина, ровняет его шаг, по ней мы танцуем и на самом сражении. Старик с большой бодростью бросается на смерть, молокосос, отирая со рта молоко маменьки, бежит за ним. Музыка удваивает, утраивает армию».

После этого в Копыле и других укреплениях, где были полковые оркестры, чаще стала греметь музыка. Звенела медь, бухали турецкие барабаны, гнусавили кларнеты, визжали флейты. Капельмейстеры разучивали походные марши, стараясь угодить новому командиру корпуса.

Ветер несколько утих, но мороз усилился. Узнав, что Суворов собирается ехать на Тамань, Бринк предложил подождать потепления, на что Суворов весело ответил:
«За хорошей погодой гоняются женщины, да щеголи».
И тут же вызвал дежурного капитана с целью отдать приказ приготовить лошадей для походного штаба и необходимый казачий конвой.

Генерал Бринк и сопровождавшие Суворова офицеры были удивлены. Ведь проскакал одним духом сотни верст в морозы, по страшным дорогам. Ну отдохнул бы, попарился в баньке, отоспался всласть в жарко натопленной землянке. Нет же! Несет его нелегкая сила в самую стужу осматривать войска, что можно было бы сделать и позднее, когда потеплеет.

Суворов был верен себе: личный «глазомер», быстрая ориентировка и оценка местности — залог успешного решения поставленной перед ним задачи.

Утром, еще задолго до рассвета, Суворов приказал дежурному офицеру принести ему в землянку карту Кубани и пригласить корпусного квартирмейстера. Через несколько минут карта, снятая три года назад по приказу бывшего командира Кубанского корпуса генерал-поручика Щербинина, была развернута перед Суворовым. Он охватил ее беглым взглядом, прочел:
«Экспликация на кубанскую степь. Кубанская степь начинается от Азовской крепости против Азовского моря до реки Кубани. В ней реки с пресной водой. Травы, камыша по рекам довольно. Воздух легок. Зимой снегу мало, быстро пропадает. Земля немного камениста, но хлебопашеству способна, на которой уже в прошлых 1772, 1773 и нынешнем 1774 году союзных орд татары сеяли просо, которые очень хороши и много уродилось. Все внутри лежащие реки малые не широки и не глубоки, только топки, со многим камышом, а притом ни по одной судам или большим лодкам ходить невозможно. Во всей части степи лесу нет, а имеется только при вершине реки Ташлы называемый Черный лес, да по всей реке Кубани. К строению годный: дубовый, кленовый, ясеневый, яблоневый, грушевый. Много родится винограда. Да полно водится лебедей, гусей и протчих птиц, гнезда у них из дерен. Оленей, кабанов, коз множество.
В положении своем та степь состоит более косогорами, лощинами высотой сажен по 10, 20, 35 и особенно таковые высоты над реками Еей и Кубанью. Притом множество курганов. На некоторых есть небольшие камни. Оные уповательно в знак кладбища положены. В оной степи вождения войск заглавные дороги следуют: 1-я — от Азова до города Копыла через Едичкульскую орду близ берега Азовского моря. 2-я — к реке Кубани через речки Кагальник, Малую Ею до вершин речек Челбаса и Кубани. 1-я неспособна, потому что в некоторых места воды пресной мало. Переправы при реках Челбасе и Бейсуге трудные, особливо весной, верст 10 переходишь болотами. Так что ни гатей при том, ни мостов сделать неможно. А в начале июня месяца, по просуху, в тех местах свободнее проходить можно.
Только с большим войском по оной дороге за неимением довольно пресной воды ходить неможно. 2-я несколько способов имеет потому, что негориста, идет по названных речек вершинами, в которых пресной воды довольно, а особливо весной. По оным небольшим войском ходить можно. А последнее время те вершины пересыхают. А довольствуются водой из вырытых в тех вершинах колодцев глубиной по сажени и несколько более, в которых даже здесь оные колодцы не выроешь, воды дополнительно, и хорошей, получить можно.

Есть третья дорога — от Азова на Кубань, по которой в Черный лес ездят. Оная идет от Азова вверх по реке Кагальник, оттуда на Маныч и вверх по Манычам до устья Первого Егорлыка, а потом оным вверх до реки Ташлы и Черного леса и на Кубань. Но только по оной войску в большом числе там ходить неможно, ибо в реках пресной воды, кроме Первого Егорлыка, не имеется, а довольствуются водой из вырытых колодцев глубиной в две с половиной сажени, однако для малой команды воды всегда довольно быть может.

Главные реки кубанской степи.
1-я река Кубань примечанию достойна, потому что весьма быстро течет и ежедневно летом в середине дня от снеговых гор прибывает, а в ночное время при ходе убывает на поларшина и более, только при быстроте своей остается. А оная так велика, что на плотах по оной переправляться никак неможно, кроме больших и малых лодок, и то с трудностью. Широты оная до 150 сажен. В нынешнем 1774 году, июня 17 дня, при переправе за оную деташемента под командой генерала и кавалера Бринка нимало в том взыскивал он способов, однако покаместь из Азова не доставил себе сухим путем лодок, через оную переправу не мог.
А в начале осени в брод через оную переезжают, которая в плане на реке означена краской двойными пунктирами. Вода в оной пресная и лучшая со всех рек. Глубиной в одну с половиной и две сажени. По оной много разного большого леса, имеется виноград, и протчих плодоносящих деревьев весьма довольно.
Впадающие в нее реки все с пресной водой. Из них Лаба тоже быстрая и широтой от 50 до 30 сажен, глубиной в одну с половиной сажени. Уруп тоже быстра, широтой в 20 сажен, глубина в сажень с небольшим. Другие реки малые, так как и Уруп, все переезжать можно. Река Маныч вся соленая, широтой в 8,3 — 8,2 — 8,1 версты и по 300 сажен, глубины в 8,3—2,1 аршина, и более все озерами. В нее впадающие реки, как Первый Егорлык, с пресной водой, широтой сажен от 60 до 15. Второй Егорлык, в котором весной при устье вода соленая бывает, но скоро высыхает, широтой от 30 до 10. Татары на некоторых местах на оной роют колодцы. В Третьем Егорлыке по средине постоянно пресная, ширина так же, как и во Втором Егорлыке. Река Ташла скоро пересыхает, вода пресная, при устье соленая бывает, широтой по три и шесть сажен. Река Сосык с пресной водой, широтой от 20 до 25 сажен, глубиной в одну с половиной и в одну сажень. Река Калала — в ней вода пресная, широтой от 20 до 10 сажен, с камышом, во многих местах пересыхает.
Над оными реками и речками, тоже и по берегу Азовского моря впадающим в оное рекам, кочуют союзных разных орд татары. Аулы в плане обозначены своим знаком.
На той же степи находится город Копыл, который стоит на берегу между рек Пшетисой и Кумузюной, выходящих из реки Кубани. Построен на ровном месте, фигурой — нерегулярный четвероугольник и кругом 380 сажен. У оного стена каменная с земляным валом, высоты в З,5 сажени, ров был под водой, однако ныне сухой, широтой 3,22 глубины. Кругом города 7 бастионов шестиугольных, один редант. Ворот каменных три, без верху. Внутри посредине одна мечеть каменная, домов деревянных 8, жителей при оном союзных орд ногайские татары живут больше в форштадте, в коем домов деревянных с 40. От оной крепости в саженях 50 по над рекой Кумузюной при означенном городе бывает торг разными товарами. Приезжают черкесы и таманские жители напротив сего города к морю и городу Темрюку. Место ровное, которое называют татары Мунтана.
Город Темрюк лежит на ровном месте между заливом, вышедшим из Азовского моря, и протоком, вышедшим из реки Пшетисы и впадающим в Азовское море. Оное поселение татар укреплено перекопанным валом, 32 рвом, палисадом, который сделан между заливом и протоком. На обоих флангах рва, на воде, построены батареи. Да виденные на валу одни ворота, в валу сделанные, оббиты листовым железом и большими гвоздями. Позади линии — город, который имеет фигуру четырехугольную и одну каменную стену, построенную татарами, и на углах четыре круглые башни. Позади оного имеется форштадт, жители в оном турки и горные татары.
Город Ачуев, по известию от татар, на малом острове длиной в 350 сажен, шириной 200 сажен. На нем городок сделан небольшой, обнесен земляным валом. В нем живут для купечества турки и татары. К нему сухая дорога, но весьма узкая и трудная, идет в устье малой реки Бейсуг, берегом Азовского моря, по которой союзных орд татары ездят. Жители оного в Тамань и прочие места ездят на судах морем. Сколько означенный город выше и как укреплен, подлинно узнать не через кого. При сем объясняется, что от Азова до Сазанлыкской косы в море вода близ берега пресная и к употреблению годная, а от сего места соленая одна.
При означенном морском береге в колодцах вода пресная хорошая. Даже около берега в низких местах вырывая колодцы, воду получить можно. Однако большому числу людей по малой воде ходить нельзя.» А дорога способная, берег морской от Азова большей частью осыпан из красноглинистой земли высотой от 5 до 8 сажен. При нем способных пристаней и для кораблей гавани нет, а особенно от «С до А» более отмели по одной и по две версты и к тому же при всех означенных косах до устья реки Ей донские и малороссийские казаки имеют рыболовные промыслы».

Читая описание, Суворов тут же сверялся по начерченной ниже карте. Потом пригласил к столу квартирмейстера и после беседы о состоянии подчиненной тому службы приказал сформировать полевой штаб немедля.

...В тот день Суворов проснулся, как обычно, еще затемно. Часовые внутренних постов с удивлением заметили, как кто-то в одном белье бегал вокруг землянки, где ночевал новый командир корпуса. И здесь, в Копыле, Суворов оставался верен своим долголетним привычкам начинать рабочий день с гимнастики, которая сочеталась с заучиванием слов какого-либо иностранного языка. Затем он обливался из ушата холодной водой, пил чай и приступал к службе. Так было и в первый день по прибытии его в Копыл, и во все последующие.

С рассветом Суворов, сопровождаемый офицерами штаба и казачьим конвоем, выехал из Старого Копыла и направился вверх по Казачьему ерику. Преодолев версты три по дороге, идущей вдоль ерика, Суворов прибыл к довольно большому укреплению, где был пост под командованием полковника Ивана Одоевского, командира Астраханского драгунского полка. Гарнизон состоял из восьми эскадронов драгун и сотни казаков полка Барабанщикова.

Осмотрев пост, Суворов приказал сыграть тревогу и после построения сделал полку строевой смотр. Князь Одоевский, тридцатипягилетний полковник, человек энергичный и находчивый, понравился Суворову. Поблагодарив Одоевского за службу, Суворов направился к Новому Копылу. Проехав версты полторы по местности, поросшей камышом, он выехал к паромной переправе через Черную Протоку, которая охранялась караулом от поста Одоевского. По команде все спешились и начали заводить на паром лошадей. Горбоносые степняки, гулко хлопая по настилу подковами, храпели, пугливо косясь на черную воду, с шумом бьющую в понтоны парома.

Пока паром медленно двигался через реку, Суворов смотрел туда, где дымили домишки форштадта, за которыми темно-серой громадой выступала на фоне неба крепость. Посетил ли Суворов каймакана (наместника) города, о чем он с ним беседовал — неизвестно. Но проехать мимо крепости, бывшей до 1777 года столицей Кубани, он никак не мог. О том, каким был Новый Копыл при осмотре Суворовым, мы можем судить по двум найденным планам. Первый был сделан по приказу Бринка 30 января 1777 года, второй — по приказу инженер-полковника Александра Ригельмана, строителя крепости Дмитрия Ростовского и первого историка донского казачества. Крепость в плане выглядела правильным квадратом со сторонами в 100 саженей, эскарп (наружная отлогость вала) вала был выложен камнем, ров сухой, по углам полные бастионы, северный и южный фасы имели кремальеры (излом вала для продольного обстрела рва). В центре крепостного плаца стояла мечеть с минаретом. Казармы и дом сераскира не показаны: они еще не были отстроены после разгрома крепости Тохтамышем.

Внимательно изучив план и зная историческую топографию, можно заметить, что они имеют одну и ту же ошибку: Старая Кубань, или, как на плане написано, Кубань, вытекала из Черной Кубани (Протоки) не севернее Копыла, как показано на плане, а южнее. Притом Казачий ерик отходил от Протоки тоже южнее. Видимо, эта ошибка вкралась оттого, что планы снимались лицами, не имеющими должного инженерного образования, о чем речь будет ниже.

Осмотрев Копыл, Суворов направился в низовья Кубани. В те годы туда от копыльской переправы вели три дороги, которые были проложены неизвестно кем и когда. Южная дорога проходила вдоль правого берега Старой Кубани, средняя же примерно там, где сейчас проложено современное шоссе, а северная, самая длинная, проходила правее ерика Давидовки до Калаусского лимана и далее на запад вдоль ерика Калаус. Последняя имела два преимущества: в половодье менее заливалась и была более безопасной от нападения абреков. Видимо, генерал Бринк учитывал это, когда поставил вдоль дороги коммуникационные посты, связывающие Тамань с Копылом.

Мерзлая земля глухо гудела под копытами лошадей, звонко хрустел лед в застывших лужах. За спиной всадников в багровой дымке вставало по-зимнему тусклое солнце. Во главе группы офицеров, за которой следовал казачий конвой, Суворов бодро рысил на своем дончаке, изредка перешучиваясь со спутниками, которые настороженно косились на левый берег Давидовки, заросший корявыми вербами и камышом, откуда всегда можно было получить пулю.

Проехав около двадцати верст, Суворов прибыл к небольшому посту, стоящему среди камышей. На карте, составленной по приказу Бринка, этот пост назывался «коммуникационный 3-й». Ни описание его, ни план пока неизвестны. Черноморские казаки на этом месте построили кордон Калаус, а некоторое время спустя переименовали его в Петровский пост.

В конце дня справа от дороги Суворов заметил укрепление. На его вопрос штабной офицер рассказал, что это городище Кара-Керменчик (Черная крепостца). После 1711 года некрасовцы в городище поселили свой городок. Как они его называли — неизвестно, но татары называли Кара-Игнат. При набеге донских казаков в 1737 году он был разорен. При заселении Кубани черноморские казаки назовут городище Редант.

Уже начало темнеть, когда слева от дороги за камышами появились дымки зимнего лагеря казачьего полка. Видимо, здесь Суворов и остановился на ночлег и для знакомства с местным ногайским феодалом.

На другой день, проехав около двадцати верст, путники переправились через вытекающий из Кубани ерик Куркай (Курка). В этом месте ерик разделялся на два рукава: правый, более широкий, направлял свои воды на север и впадал в Азовское море, а левый, узкий, пройдя под южным склоном горы Кедомит верст восемнадцать, впадал в лиман Круглый. Вот вдоль этого рукава Суворов и поехал по древней дороге к горе Кедомит, на восточном склоне которой было городище Керменчик, что означает с турецкого крепостца.

Городище было большое. Южный фас протянулся на триста двадцать саженей вдоль обрыва поймы Кубани, под которым протекал левый рукав ерика Куркай. В плане оно выглядело огромным люнетом (четырехстороннее земляное укрепление без тыловой защиты), что было необычным для кубанских городищ.

Возможно, здесь был Кубань-городок, о котором в Географическом словаре Российской империи, изданном в 1801 году, сказано, что он был «на главном русле Кубани... в XIV столетии одним из первейших городов сия страны». Город погиб в 1395 году при нашествии Тамерлана.

На старых картах, снятых до приезда на Кубань Суворова, городище называлось по-разному, но чаще всего так — «городище Керменчик, старый и пустой город». Здесь с 1711 по 1737 год тоже был некрасовский городок, который до лета 1777 года лежал в запустении, пока Бринк не приказал перестроить восточную часть городища в редут Куркай.

Часовые давно заметили приближающихся к редуту всадников, поэтому тут же на восточный фас выбежали солдаты, желающие посмотреть на неведомых воинских людей, направляющихся в забытый богом людьми российский гарнизон, заброшенный судьбой на самую южную точку империи.

Дорога привела Суворова к северному фасу редута, где за оборонительным рвом у распахнутых ворот его встретил рапортом заранее кем-то предупрежденный полковник Тамбовского полка Карл Гамбом. Сопровождаемый полковником, Суворов обошел по верхам все четыре фаса редута, осматривая по пути стоящие На батареях пушки, а спустившись вниз, заходил в казармы, конюшни, офицерские флигеля и везде беседовал, как с офицерами, так и солдатами. А беседы были самые различные — о питании, о болезнях, как складываются взаимоотношения с ногайцами и татарами, часто ли нападают закубанские абреки, какие и где селения.

Ранее считалось, что укрепления, которые осмотрел Суворов по пути от Копыла, были построены под его руководством весной 1778 года. Как-то уже вошло в практику некоторых историков и писателей для «лучшего понимания» первоисточников или более сенсационного восприятия исторических фактов дополнять их собственными домыслами, без всякой притом ссылки на какие-либо источники.

Несогласованность во многих работах, где отражена деятельность Суворова на Кубани, заставила меня перепроверять уже давно известные факты путем сопоставления различных документов и карт. В 1885 году был напечатан первый том «Присоединения Крыма к России». Автор впервые опубликовал много документов, отражающих деятельность на Кубани И. Ф. Бринка и А. В. Суворова. Однако писатели и исследователи почему-то не заметили этих документов и в своих работах продолжали допускать неточности.

Найденные документы доказывают, что часть укреплений на Кубани и Тамани, которые вошли в Кубанскую кордонную линию, была построена еще в 1777 году под руководством И. Ф. Бринка, что подтвердил в своем рапорте от 28 января 1778 года и сам Суворов. Для доказательства приведем факты.

26 февраля 1777 года бригадир Бринк, находясь в лагере у Тамана, донес командующему Крымским корпусом генерал-поручику Прозоровскому, «...позиция вверенного мне деташемента из донесений моих уже известна, что, начиная от самой Ей до Тамани, оная простирается расположенными на Бейсуге, Кирпилях для коммуникации, при Копыле, между оным и Темрюком и даже в оном и здесь постами».

Как мы видим, Бринк указывает пять пунктов, где он уже поставил посты, которые представляли из себя земляные укрепления с гарнизонами. Касаясь этого же вопроса, Бринк 13 мая 1777 года донес Прозоровскому из Копыла: «...все казачьи посты, на берегу Кубани от Копыла к Темрюку расставленные, как они по негодности местоположения, камышами и болотами обнимающего, от подобных вышеописанных воровских партий и шапсугами производимых, подвержены так же всегдашнему беспокойству, принужденным нашелся снять, а учредил только между моим и подполковника Штерича расположением (Темрюка. — В. С.) три достаточных поста».

Есть и третий документ. Это «Журнал ведений происшествиям в Крыму и на Кубани с 2 по 8 июля 1777 года», который велся в штабе Прозоровского. Здесь есть запись о том, что Бринку стало известно «намерение черкесов и абазинцев напасть на учрежденный на Кедомите пост». Здесь упомянут редут Кур-кай, который был на восточном склоне горы Кедомит.

Документы подтверждают, что еще в 1777 году только между Ейским городком и Темрюком было построено пять укреплений, то есть в то время, когда Суворов еще был в Крыму.

Из урочища Куркай Суворов поехал вдоль южного склона невысокой горы Кедомит, которую во многих местах пролезали овраги, спускающиеся к пойме Кубани, сплошь заросшей камышом, среди которого поблескивали льдом небольшие озера и лиманы. Восточный ветер, как по морю, гнал волны желтых метелок, а вдали, за камышами, верстах в четырех, виднелась темная полоса прикубанского леса, где протекала невидимая с горы Кубань.

Проехав верст пятнадцать, Суворов оказался у старинного городища, стоявшего у обрывистого берега Кубани. Это было земляное укрепление в виде правильного прямоугольника с фасами (сторона укрепления) 130X140 саженей. Три фаса имели ворота, прикрытые башнями. И несмотря на то что городище было довольно сильно разрушено, оно нроизводило впечатление как своими размерами, так и высотой вала, и глубиной оборонительного рва, особенно у восточного фаса.

Казаки рассказали Суворову, что здесь была станица — городок некрасовцев, который был разорен одновременно с Керменчиком и Кара-Керменчиком. Через полчаса пути Суворов приблизился к невысокой конусообразной горе с плоской вершиной, которая называлась Аман-кала (Аман-кала — сохранившийся город, тюрк.). Когда-то это был грязевый вулкан, но после того как он затих, кратер обвалился, дно выровнялось, а в центре образовалось озеро. Поэтому черноморцы позже дали горе новое название — гора Миска.

Командир казачьего, полка Афанасий Кутейников, выбирая место для зимнего лагеря, остановил свое внимание на древнем поселении на западном склоне горы, где можно было укрыть от зимних ветров весь полк. И это место оказалось столь удобным, что черноморцы спустя четверть века перенесут сюда свое селение, которое ранее было ими основано в Новом Темрюке. В центре казаки построят Николаевскую церковь с каменной оградой, для чего они разберут замок Адас. Ныне на этом месте площадь Труда в городе Темрюке.

В те годы казаки, как иррегулярные войска, сами содержали себя. Палаток им не полагалось, поэтому на бивуаках они укрывались от непогоды в шалашах или балаганах. Богатые казаки, имеющие возможность содержать за свой счет повозку или вьючных животных, возили за собой войлочные калмыцкие юрты. С наступлением холодов полк Кутейникова вырыл землянки для людей, из плетней и камыша построил конюшни, баню, кузню и другие хозяйственные постройки. Кутейников доложил Суворову, что полку поставлена задача нести сторожевую службу от Куркайского ерика до Темрюка, а кроме того, сопровождать обозы и возить почту. С горы открывался круговой обзор на десятки верст, И Суворов задержался здесь на некоторое время, чтобы осмотреть окрестности, одновременно выслушивая пояс- мнения Кутейникова.

Прямо на запад простиралась низменная коса длиной верст в восемь и шириной версты в две. С юга косу омывали волны Темрюкского лимана (позже черноморцы назовут его Ахтанизовским), а с севера Атишский лиман (позже Курчанский), имеющий выход в Азовское море. Под горой был виден неширокий ерик, вытекающий из Темрюкского лимана. Далее на запад, верстах в трех, был виден второй ерик, за которым виднелись домишки Темрюка. На берегах лиманов, у устья и истока ерика, были видны небольшие причалы для кораблей, а рядом возвышались построенные всего несколько лет назад пушечные батареи.

Донские казаки раньше использовали ерики, соединяющие упомянутые лиманы, для походов в турецкие владения с целью отбить пленных и наказать татар и турок за набеги. Они в ночное время проникали на своих лодках в Атишский лиман, а оттуда по ерику выходили в Темрюкский лиман, на берегах которого стояло до десяти селений.

Чтобы закрыть этот путь, турки построили на небольшой возвышенности у ерика каменную крепостцу-замок и назвали ее Адас (от турецкого Ада - остров). Несколько позже под прикрытием замка тут возник и городок, который перенял наименование старинного городка — Старого Темрюка, в развалинах которого строители замка, а затем и жители брали строительный камень.

О том, как союзники, взяли Темрюк, Суворову могли рассказать и Бринк, и Кутейников.
...В январе 1777 года, после освобождения Ачуева от турок, двухтысячное ополчение Шагин-Гирея с приданными ему казаками направилось на Тамань. Кубанский корпус прикрывал его со стороны гор. 23 января союзники прибыли на гору Аман-кала. Было видно, как в морозном воздухе над Темрюком поднимаются многочисленные дымки — признак того, что жители город не покинули. Французский консул Пейсонель, посетивший городок лет за двадцать до происходящих событий, писал, что жителей в нем до двух тысяч, шестнадцать лавок и две мечети. Домишки в городке были сделаны из самана и турлука.

Шагин-Гирей решил захватить город с ходу, чтобы слава и добыча принадлежали только ему. С марша он послал в город разведку, которая донесла, что противник его, Ахмет-бей, собрал тысячу воинов и готовится оборонять город. Еще осенью он приказал вдоль левого берега ерика насыпать невысокий вал, а на нем, построить каменную стену с пушечными батареями.

В полночь, разделив ополчение на три отряда, Шагин-Гирей приказал наступать на Темрюк. Используя внезапность, они почти без потерь заняли городок, но когда вышли на восточную окраину, где стоял замок, успех изменил нападающим. Янычары подожгли несколько домов и, укрывшись в замке, встретили нападающих таким жестоким огнем, что те, понеся потери, откатились. И последующие атаки ничего не дали. Потеряв до трехсот воинов, Шагин-Гирей приказал отойти на гору Аман-кала и послал гонца к Бринку с просьбой о помощи.

В ночь на 30 января Кубанский корпус прибыл на гору Аман-кала и к утру занял боевой порядок. Однако штурмовать Темрюк не пришлось. С рассветом Ахмет-бей, как обычно, поднялся на башню замка и осмотрел окрестности. Заметив на склоне горы, до которой было немногим более трех верст, множество дымков, он направил на нее зрительную трубу. Навел на резкость и ужаснулся: французская оптика четко приблизила стройные квадраты пехотных полков, на флангах которых стояла кавалерия. А ниже, у самого обрыва к ерику, стояла рота тяжелых полевых пушек, дула которых грозно смотрели в его сторону.

Не желая более испытывать судьбу, Ахмет-бей приказал капитану янычар немедленно выгнать жителей города, направив их в городок Таман. И как только толпы жителей покинули городок, янычары подожгли их жилища, лавки и даже мечети. Гарнизон замка заклепал пушки, поджег все строения в замке и во главе с Ахмет-беем, обойдя с юга горящий городок, направился следом за жителями в Таман.

Получив сведения, что турецкий гарнизон и союзные ему татары покинули замок и городок, Бринк приказал корпусу занять Темрюк. В тот же день, после похорон .Погибших воинов Шагин-Гирея и нескольких десятков казаков, Бринк приказал снять план Темрюка, который сохранился до наших дней. Заглавие его довольно длинное: «План города Темрюка, сочинен в проход российским войском под командованием господина бригадира кавалера Ивана Федоровича Бринка генваря, 30 дня 1777 года».

...Суворов, сопровождаемый офицерами штаба и новым конвоем, направился вниз по склону горы к песчаной косе, которая вела к Темрюку. Переехав ерик по двадцатисаженному деревянному мосту, Суворов прибыл в город, где его встретил рапортом начальник поста подполковник Украинского гусарского полка Г. И. Шевич.

Городок после прошлогоднего пожара все еще представлял собой печальное зрелище, так как большинство домов сгорело. Вокруг замка стояло много повозок, возвышались бунты походного магазина, накрытые рогожами и брезентами. Тут же стояли трофейные пушки на крепостных лафетах.

Замок Адас в плане — квадрат с фасами длиной пятьдесят четыре метра. Угловые башни круглые, в одной из них сидели в» заключении русские послы Иван Кондырев и Тихон Бармасов, которых турки вероломно захватили в Керчи. Стены и башни с зубцами сложены из камня и кирпича.

Вокруг замка и магазина еще весной 1777 года по приказу Бринка был построен большой ретраншемент, который представлял в плане неправильный пятиугольник, каждый фас которого был длиной сто саженей. На запад, в сторону Крыма, направлено четыре бастиона.

Суворов осмотрел и городскую оборонительную стену, которая прикрывала городок с северо-востока и востока. Стена и примыкающие к ней четыре батареи сложены в основном из камня, но часть — из дерна. Видимо, Ахмет-бей строил ее в спешке, ожидая нападения Шагин-Гирея.

Отсюда Суворов выехал в сопровождении конвоя гусар далее на запад и версты через четыре приблизился к деревянному мосту, переброшенному через песчаный ерик, который вытекал из Темрюкского лимана и впадал в Азовское море. Сразу же за ериком начиналась возвышенность, на восточном склоне ее виднелись валы большого городища, где в XII—XV веках была генуэзская фактория, а позже колония Копа. От цитадели в восточной части города на север и на юг отходила построенная еще в древности оборонительная линия в виде рва с валом. В 1475 году местный черкесский князь, опасаясь усиления Генуи, перестроил цитадель в замок, развалины которого и ныне видны на восточной окраине станицы Голубицкой.

На карте начала второй половины XVIII века городище названо как «Бербер-Земин, старый и пустой город», а на карте, снятой топографом Крымского корпуса, городище названо «Старый Темрюк». Восточнее его, на косе между Темрюкским и Атишским лиманами, у ерика показан город Темрюк, то есть Новый Темрюк. Эта карта, найденная мной в 1978 году, должна прекратить долголетний спор о том, сколько же было Темрюков и где они ранее располагались.

Спустившись с возвышенности, которая в древности была островом, Суворов выехал к протоке, вытекающей из Темрюкского лимана. В древности это было устье одного из рукавов Кубани, по которому из Азовского моря заходили корабли, о чем говорят найденные в Темрюкском лимане якоря. Позже черноморцы назовут протоку Пересыпским гирлом.

Переехав протоку по узкому деревянному мосту, Суворов поднялся на пологую возвышенность, где справа от дороги, вдоль обрыва к морю, виднелись валы большого городища. Там некогда был город Боспорского царства Тирамба. Море с пушечным гулом неумолимо било волнами в обрывистый берег, и городище из года в год постепенно рушилось в воду.

Отсюда дорога пошла на юго-восток по длинной возвышенности, которую черноморцы назовут Цимбалов хребет Суворов по дороге с интересом смотрел на многочисленные курганы — некрополи исчезнувших античных городов и на сохранившиеся еще укрепления римских поселений. Спустившись с хребта, он пересек широкую лощину, по которой в древности протекало главное русло Кубани. За лощиной начинались возвышенности обширного Таманского полуострова.

Через два часа пути справа от дороги показался Маркитанский залив, названный так в память о маркитантах, сопровождавших когда-то идущие на Тамань русские войска. Незадолго перед этим Суворову пришлось переехать через три ручья, над которыми возвышались большие одноарочные мосты. Мосты были древними, что подтверждали громадные каменные блоки, лежащие в их основании, и глубокие выбоины колесной колеи в плитах покрытия. Величина мостов явно не соответствовала ширине ручьев, потому что в древности, когда мосты строились, здесь протекали полноводные речки.

Вскоре Суворов увидел серые приземистые валы городка Тамана, к которому с востока, со стороны степи, примыкали большие фруктовые сады Справа от дороги виднелись свеженасыпанные валы ретраншемента Ранее историки, в том числе и Е. Фелицын, считали, что этот ретраншемент был построен Суворовым в 1778 году Это легко опровергается приведенными ниже документами 15 марта 1777 года бригадир Бринк, решив отвести с Тамани войска из-за отсутствия фуража, попросил Прозоровского направить из Крыма два батальона пехоты, чтобы построить на Тамани укрепление, после чего эти же батальоны должны составить гарнизон укрепления Прозоровский, как всегда, запросил Румянцева, а Бринку предложил пока оставить около Тамана Курский пехотный полк под командой Григория Макарова для наблюдения за Батыр Гиреем, таманским наместником, который держал себя очень двулично.

8 апреля Макаров донес обер коменданту крепостей Керчь и Ени-Кале: «По предписанию, данному мне, с полком Курским имею я положение лагеря близ города Тамана, так чтобы оный был всегда в почтении, а в противном случае под выстрелом полковых пушек, на батареях коего состоит до десяти городских пушек » Далее Макаров просит, чтобы хан приказал Батыр-Гирею городские пушки «отсель вывезти и обратить в другое место», в крайнем случае, снять с лафетов и сложить в кучу «А затем, — добавляет Макаров, — входя в состояние здешнего города, в котором состоит до тысяча осьми сот дворов, а в каждом дворе почитают по три, по четыре и более семей, в числе коих есть и немалая часть турок, называющихся тамошними жителями, кои все, в случае нечаянной, иногда могущей перемены обстоятельств, при первом возмущении легкомысленных здешних островских жителей могут быть вооружены, и в последний конец по исчислению может выйти отборно вооруженных людей до трех тысяч человек» Вскоре Прозоровский ответил, что «состоящие на бастионах в ретраншементе около Тамана десять пушек предложено его светлостью снять и положить в одно место».

Судя»по этим документам, русский лагерь был построен в начале апреля 1777 года Это был ретраншемент в виде вытянутого прямоугольника размером 175X50 саженей, который северным фасом примыкал к обрыву залива Южный фас имел три бастиона, где стояли и единственные ворота А так как городок Таман нужно было держать в «почтении», то западный фас тоже сильно укрепили кроме бастиона, здесь имелись две одно-пушечные и приморская батареи В укреплении вырыты землянки, в которых и размещался весь полк В землянке жил и командир полка.

В тот год Макарову исполнилось сорок два года По дошедшим до нас сведениям, это был грамотный и исполнительный офицер Макаров был участником боя за Таман, поэтому Суворов после смотра, конечно, расспросил его о недавних событиях.

... После взятия Темрюка Бринку стало известно, что комендант городка Тамана Орду-агаси Сулейман неравнодушен к блеску золота, поэтому он и предложил турку сдать город без боя за солидный выкуп. Комендант, зная об участи Темрюка, вывел гарнизон из города. Затем турок переправили в Крым, а оттуда уже в Очаков, где стоял турецкий гарнизон. Шагин-Гирей, оставив на Тамани наместником своего старшего брата Батыр-Гирея, тут же на баркасе выехал в Крым, чтобы занять ханский престол.

...Макаров рассказал о том, что из себя представляет Таман. Городок состоял из цитадели, небольшой каменной крепостцы, которую называли городом, и большого ретраншемента, или предместья, обнесенного древним валом, оплывшим и давным-давно не ремонтированным. Имея протяженность в 1275 саженей, вал охватывал городок полукругом, как бы прижимая его к обрывистым берегам залива. В валу имеется пять ворот с за-хабами — короткими валами полумесяцем, — которые прикрывали ворота от стенобитных орудий в древности, а позже от пушечных выстрелов.

В центре предместья большое озеро, из которого вытекает ручей и по короткой, но глубокой балке впадает в залив. Предместье, которое протянулось вдоль залива на 570 саженей, кроме домов обывателей, имеет еще пять мечетей и одну армянскую церковь. А на обрыве, у устья балки, стоит сам город размером 75X80 саженей, рядом с которым имеется маленькая пристань, тоже довольно древняя. Мы не знаем, сколько времени пробыл Суворов у Макарова, но, видимо, не один день, поэтому у него было время познакомиться с ветеранами полка, такими, как Матвей Тимофеев, Степан Арищев и Петр Суворов. Тридцатилетние капитаны командовали ротами. Двое из них—выходцы из обедневших дворянских семейств, а Арищев родился в семье рядового солдата. В полку были и заслуженные сержанты — Ерофей Бочкарев, Филипп Васильев и Семен Федоров, из унтер-офицерских детей, то есть они являлись потомственными воинами.

Они рассказали, как летом 1771 года их мушкетерский батальон на кораблях Азовской флотилии был высажен десантом у Тамана и без боя занял городок, так как турецкий гарнизон, завидя, эскадру, бежал на восток, к Бугазу. Батальон разместился в цитадели, которая охватывала устье балки с обоих берегов.

Турки собрали большое ополчение ногайцев и горцев и напали на Таман. Батальон, укрывшись в цитадели, отбил нападение, а затем вытеснил нападавших и из предместья. Но вскоре среди жителей вспыхнула эпидемия чумы, и русское командование вывело батальон в Крым...

В цитадели теперь размещалась резиденция каймакана и наместника. В предместье низенькие, как бы приплюснутые, домишки с глухими глинобитными заборами выше человеческого роста, окон на улицу не имели. Каждый двор походил на маленькую крепость. Над плоскими крышами, крытыми черепицей или морской травой, камкой, смешанной с глиной, курился пахучий дым кизяка, основного здесь топлива. Улицы были пустынны. А с высоких минаретов заунывно неслись слова иртына-маза:
«Ла-а-а и ла-аха-а-а ил-л-л ал-ла-ах-х Му-уха ам-ме-ед а-а-ан ра-асу-ул-л ал-ла-а-а-ах!»* (Нет бога, кроме единого бога, Мухаммед посланник бога)
Муэдзины призывали правоверных оставить свои земные заботы и совершить молитву во славу аллаха.

От озера кривая улица поворачивала вправо, где виднелись над крышами домов каменные стены цитадели У левого берега ручья, пересекающего цитадель с юга на север, маленькая площадь с мечетью и лавками. Улицы, а их было две, протянулись вдоль берегов и пересекались переулками с переброшенными через ручей деревянными мостами. Ворот двое. В южном фасе через обвалившийся ров перекинут мост. В северо-восточном и юго-западном углах цитадели стояли замки размером в плане 25X30 саженей, где размещались резиденции местных властей.

Суворов убедился, что цитадель, как и сам городок, в военном отношении ничего не значит. Османская империя вела на Тамани грабительскую политику. Экономика некогда цветущего городка пришла в упадок. Каждый паша, собирая налоги в султанскую казну, не забывал и себя. Деньги на ремонт цитадели разворовывались...

Суворову удалось встретиться только с Ислям-беем, каймаканом, назначенным на эту должность Шагин-Гиреем. Наместника Тамани Батыр-Гирея в резиденции не оказалось: после ссоры с ханом он покинул городок и переселился в свой аул Кутшук, что был у Дубового рынка на берегу Темрюкского лимана, а затем в Закубанье, где у него тоже был свой аул. Поссорился, он с Шагин-Гиреем из-за того, что, как доложил в мае 1777 го да Бринк Прозоровскому, Батыр-Гирей желал видеть на должности кубанского сераскира своего сына Селим-Гирея, а хан был против этого.

Предвидя возможность высадки турецкого десанта у городка, Суворов приказал немедленно приступить к работам по усилению укрепления, где стоял Курский полк. И вскоре работы были закончены: вал подсыпан, ров углублен, вокруг глазиса (отлогая насыпь у оборонительного рва со стороны поля) вырыто три ряда волчьих ям, укрытых камышом. В западном фасе пробиты новые амбразуры для пушек, которые Суворов обещал прислать. В центре укрепления была построена цитадель типа редюита размером 40X45 саженей. Четыре береговые однопушечные батареи держали под прицелом пристань и подходы к ней с моря. А так как укрепление все еще не имело определенного наименования, Суворов приказал его впредь называть как «крепость Таманская».

Пришло время, когда Суворов, попрощавшись с офицерами и солдатами Курского полка, покинул укрепление и, сопровождаемый Макаровым, поехал далее, выполняя свой план. Позади двигался небольшой казачий конвой, а впереди и по бокам парные дозоры.

Обогнув городок с востока, со стороны садов, Суворов повернул в сторону мыса Тузла, названного так в память одного из хазарских каганов, имевшего в этих местах свою ставку.

Справа от дороги тянулась длинная возвышенная гряда, на которой цепью стояли могильные курганы некрополя боспорского города Корокондама, погибшего в глубокой древности. Эти курганы — свидетели бурных событий, не раз сотрясавших здешние земли. Они слышали, как стонала земля под копытами полчищ хазар и гуннов, слышали и победные крики русичей — ратников Святослава и тмутараканского князя Мстислава...

С развалин Корокондама Суворов осмотрел юго-западную оконечность Таманского полуострова, мыс Тузла, Южную косу, соленое озеро. А на западе, за туманным проливом, в свете зимнего дня виднелись серые обрывистые берега Крыма.

Отсюда дорога пошла вдоль моря на юго-восток. Слева от дороги, постепенно приближаясь к морю, тянулась возвышенная гряда Кеш-бурун, как ее называли местные жители. Выйдя к морю, она обрывалась каменистым мысом высотой саженей в двадцать.

Спустившись с Кеш-буруна на ровную низменность шириной версты в две, дорога вышла к новой гряде — Кара-бурун, которая, вдавалась в море каменистым мысом Панагия, а затем уходила под воду, оставив на поверхности вершины скал, самая большая из которых была похожа на косой турецкий парус.

Далее дорога пошла в гору, затем пересекла два оврага, спускающихся с южного склона горы к морю, и версты через две вышла на восточный склон горы, где был маленький аул.

С обрыва побережье просматривалось верст на десять — пятнадцать. Внизу ревело зимнее море, за спиной возвышалась гора, которую позже назовут Зеленой — по хутору урядника Зеленского. Справа к морю выходил глубокий овраг с очень крутыми склонами. А на восток раскинулась большая низменная котловина, в центре которой блестело соленое озеро, окруженное бельмами солончаков.

Суворов опять вернулся к разговору о возможном турецком десанте на таманский берег. Но Макаров попытался успокоить его. Он доложил, что капитаны двух подчиненных ему ботов прошлым летом промерили лотом все прибрежные воды. Промер показал, что вдоль берега проходит подводная гряда, которая препятствует подходу к берегу даже малых судов.

И все же Суворов решил, что берега Тамани надо прикрыть цепью приморских укреплений, чтобы оттуда наблюдать и оповещать о появлении турецкого флота. Первое из них он приказал построить на обрыве горы. Местность очень удобная — отличный обзор, неприступность с юга и запада, колодец с питьевой водой для гарнизона. А так как задача укрепления была ограничена — только наблюдать и оповещать, то и размеры его должны быть небольшими.

Не откладывая, Суворов тут же шагами определил размеры укрепления, отметил направление фасов, а штабной офицер нанес все это на клочок бумаги. В плане укрепление выглядело как редут почти правильной формы с размерами фасов 10 X 10 саженей. Каждый фас имел пушечную амбразуру и банкет (приступок у бруствера для стрелков). Ворота в вос точном фасе прикрывались земляным тваверсом (земляной бруствер для прикрытия ворот). Через ров перебрасывался сдвижной деревянный мост. А вокруг глазиса, прикрывая, укрепление со всех сторон, в три ряда волчьи ямы. По месту расположения укрепле ния Суворов и дал ему наименование Подгорного фельдшанца при соленом озере на горе.

Спустившись с горы Зеленой, Суворов проехал на восток вдоль берега верст восемь и поднялся на пологую возвышенность, южная оконечность которой выступала тупым мысом в море. Позже это место будет названо Железный рог. Здесь с высокого кургана окрестности видны на многие версты. Суворов указал заложить на этом месте второе приморское укрепление. В плане это был неправильный многоугольник с фасами 7X9 саженей. Это укрепление Суворов назвал тоже по местности Пещаным фельдшанцем близ соленого озера.

Дорога повела далее на восток и все так же вдоль моря, по целинной степи, по увалам и балкам, из которых иногда выскакивали дикие козы. Порой среди; серой полыни мелькала шубка лисы, и казаки провожали ее пронзительным свистом. Из-под копыт лошадей то и дело выскакивали зайцы и, положив на спину уши, кубарем катились в ближайшую балку. Начинай от Тузлы, восточный ветер дул все время в лицо, вышибая слезу и срывая шляпы-треуголки, клонил под копыта прошлогодние травы да раскачивал на курганах ковыльные островки. Верст через семь путники выехали к большому соленому озеру. Когда-то оно было заливом Черного моря с гаванью рядом стоящего боспорского города. Но затем море забило песком вход в залив, и тем самым он превратился в озеро. Проехав по песчаной косе, отделявшей озеро от моря, Суворов поднялся на высоту, где были развалины турецкого замка Кизил-Таш, осмотрелся. Прямо на восток на сорок верст в длину и тринадцать в ширину простирался Кубанский лиман, который в те годы считался устьем Кубани. Зимние холода уже частично сковали его, особенно у берегов и на мелководье.

Справа, за узкой и длинной песчаной косой Джеме-тейской, которую позже назовут Анапской, темнели волны Черного моря. Между оконечностью косы и песчаным мысом был пролив шириной до трехсот саженей, который турки называли Бугаз, то есть горло. Позже и вся здешняя местность примет это название — урочище Бугаз (Бугае).

Вдали за лиманом, там, где начиналась коса, на возвышенности виднелись домишки аула Джеметей, перед которым темнел вал турецкой батареи, прикрывающей пролив и подступы к Анапе. Влево за лиманом виднелись холмистые высоты правобережья Кубани, где, по словам Макарова, еще недавно жили некрасовские казаки Макаров поставил у пролива два военных бота. По опасаясь, что некрасовцы могут нанести удар по Тамани, донес 14 апреля 1777 года, что «для удержания некрасовцев не бесполезно было бы там при Кубани со здешнего берега учредить пост, который в случае такового оных покушение может их вредить пушечными выстрелами...».

Далее сообщил, что он уже послал своего офицера с задачей выбрать место под будущее укрепление. Прозоровский с этим согласился и 14 июня приказал Бринку: «...весьма нужно г. Макарову смотреть на устье Кубани, где есть пристань, именуемая Кизил-Таш, дабы неприятель не мог чрез оную ворваться в Таманский остров». Приказ был выполнен.

Макаров опасался нападения не зря: турки и черкесы уже не однажды выбирали это место для своих нападений. В мае 1773 года небольшой отряд судов молодого Азовского флота под командой капитана I ранга Сухотина крейсеровал вдоль берегов Тамани. Разведка доложила, что в лимане стоит турецкая эскадра из пяти транспортов, высаживающих десант, и нескольких военных судов. Сухотин принял решение атаковать турок и, введя свои корабли через пролив в лиман, тут же открыл огонь. Военные суда турок, обрубив якорные канаты, укрылись в устье Кубани, куда русские суда из-за их глубокой осадки не могли войти. Неповоротливые турецкие транспорты, покинутые командой сгорели. В июне Сухотин вновь обнаружил в лимане эскадру турок до двадцати вымпелов и атаковал ее. Два транспорта было сожжено, а остальные успели укрыться в устье Кубани.

Осмотрев местность, Суворов спустился с высоты и поехал по песчаному мысу к его оконечности, где виднелось маленькое укрепление. Через версту дорога привела к хозяйственным постройкам гарнизона. У ворот Суворова встретил комендант капитан Курского пехотного полка Панкрат Зыков и отдал рапорт о состоянии вверенного ему укрепления.

Разминая затекшие от долгой езды ноги, Суворов в сопровождении Макарова и Зыкова вошел в распахнутые ворота и осмотрел укрепление. Это был пятиугольный редут правильной формы, каждый фас которого длиной восемь саженей имел пушечную амбразуру с платформой. Из-за слабости грунта и вал, и банкет, и пушечные платформы — все было укреплено фашинами и плетнями. В центре укрепления — полуземлянка арсенала. У амбразуры, что смотрела на пролив, стояла полковая, трехфунтовая пушка. У западного фаса с внешней стороны пристроена паланка — вспомогательное укрепление, где в полуземлянках размещался гарнизон.

На вопрос о взаимоотношениях с горцами Зыков ответил, что с мирными горцами налажены дружеские отношения, но абреки пытаются иногда в ночное время высаживаться на Бугазские высоты. 31 ноября прошлого года около пятидесяти лодок подошли к Бугазу с десантом. Абреки с ходу атаковали укрепление, но, понеся потери от пушечной картечи и залпового ружейного огня, бежали к лодкам и в панике ушли на Джеметейскую косу.

Капитан Зыков, которому было в тот год всего двадцать семь лет, видимо, понравился Суворову не только храбростью и распорядительностью, но и заботой о солдатах своей роты. Прощаясь, Суворов поблагодарил его за службу и посоветовал в кратчайший срок усилить укрепление — вырыть волчьи ямы, прикрыть их со стороны поля цепью рогаток и по валу поставить туры. Макарову было предложено оказать помощь лесом, а укрепление впредь называть Усть-Кубанским фельдшанцем.

Возвратившись старой дорогой на Бугазские высоты, Суворов поехал вдоль Кубанского лимана на север, к Одинцовскому базару, который потом будет упомянут им в первом рапорте с Кубани...

С большим трудом мне удалось установить место, где был базар, и историю его названия. Оказалось, что назван он не от какого-то легендарного Одинцова, а от измененного слова «ада», что означает с турецкого остров. Нашел и единственную карту середины XVIII века, где Таманский полуостров назван как «остров Ода», отсюда и возник Оданцовский или Одинцовский базар, который, видимо, был здесь еще во времена Тмутараканского княжества, когда славяне завязывали торговые отношения с косогами — закубанскими племенами.

Ныне здесь стоит памятник воинам 18-й армии, которые ценой жизни преградили фашистам путь отступления по песчаной косе со стороны Анапы. А рядом начинаются домики центральной усадьбы совхоза «Янтарь».

...Осмотрев место базара, Суворов направился к стоящей в шести верстах севернее высоте, к обзорному посту, с которого были видны все окрестности. Севернее этого места виднелась самая большая из высот, которую турки называли Кизил-таш, то есть красный камень. Высота, как и все соседние, состояла, под тонким слоем грунта, из рыхлого, красноватого на вид известняка.

Внизу, под высотой, которую черноморцы назовут горой Макитра, на песчаной косе — Кизилташское укрепление в виде правильного шестиугольника прикрывало пролив, соединяющий Кубанский лиман с Кизил-ташским, который позже получил новое название — Сокуров лиман (сокур — кривой). Оценив местность, Суворов приказал укрепление усилить цепью волчьих ям и турами и назвать его Солнечным фельдшанцем. Здесь территория, которую прикрывал Курский полк, оканчивалась. Макаров с разрешения Суворова возвратался к Таману.

Судя по плану Солнечного фельдшанца, отсюда к некрасовским городкам, куда ехал Суворов, в те годы вели две дороги — одна проходила по высотам, а вторая по берегу лимана, но обе были довольно длинны, так как вели путников в объезд Кизилташского (Сокурова) лимана. Однако на картах того времени показана еще одна дорога — через узкий Кизилташский пролив.

Суворов, судя по указанному им расстоянию в рапорте от 27 января, именно этой дорогой и пересек пролив. Лошадь он вел по льду за повод, а за ним и все его сопровождающие. Осторожно перейдя пролив, поднялись на высокий мыс, за которым возвышалась небольшая гора с нефтяными источниками Отсюда начиналась территория, контролируемая Тамбовским пехотным полком.

Отъехав от пролива с версту, Суворов на берегу лимана осмотрел старинное укрепление, небольшое по размерам, но с очень высокими валами. Далее дорога пошла па восток вдоль обрывистого берега Кубанского лимана. Проехав более пятнадцати верст и осмотрев по дороге две деревушки — Ошумшук и Сантшуе, Суворов выехал к урочищу Суяки (суяки — приходи за водой), которое представляло собой долину с широким устьем. На протяжении версты берег был пологим и чистым, очень удобным для высадки десанта, правда, мелководье мешало подходу глубокоси-дящих судов.

Здешние жители издавна пользовались этим местом, и некрасовцы тоже держали здесь свой флот из лодок. Да и полковник Гамбом поставил здесь пять трофейных байдаков, больших парусных лодок, которые были им захвачены в сентябре 1777 года у некрасовцев. Еще тогда в устье был поставлен казачий пост, который охранял и вытащенные на берег байдаки, и подступы к долине. Казаки вырыли в крутом берегу землянку, построили из камыша конюшню для своих лошадей, и вот уже прошло почти полгода, как они несли здесь свою службу.

Осмотрев укрепления у Бугаза и Кизил-таша, Суворов оценил их важность в прикрытии Тамани от набегов. Принял решение продолжить строительство укреплений вдоль реки Кубани с целью перекрыть все переправы. Строил их быстро и дешево. Ярким примером может служить укрепление на Суяки. Суворов видел, что со строительными материалами в здешнем краю очень трудно. Отличное знание фортификации и умение использовать рельеф местности помогли ему построить дешевое и очень оригинальное укрепление. В плане это был многоугольник неправильной формы, вытянутый вдоль обрывистого берега лимана на 22 сажени. Склон к лиману был круто обрезай, и на сдвинутой и выровненной земле установлены рогатки. Остальные фасы были обычными — ров с валом и рогатки.

Для этого укрепления характерно, что в западном фасе в сторону долины были две амбразуры. Это единственный случай, когда Суворов сделал в фасе фельдшанца две, а не одну, как обычно, амбразуры. Он опасался высадки десанта турок только здесь, в устье долины Суяки.

Позже, уже после окончания стройки, это укрепление будет Суворовым названо фельдшанцем Духовым. Черноморцы поселят здесь хутор Титаровский. Из урочища Суяки дорога повела путников на северо-восток вдоль левого склона долины, а затем версты через три отошла восточнее, к высокому и обрывистому берегу правобережья Кубани. Справа возвышалась довольно высокая гора, позже названная Гирляной. Самая южная в десятиверстовой цепи между Кубанским-и Темрюкским лиманами высота. Черноморские казаки назовут эту цепь Широчанскими высотами, а долину Суяки — Широкой.

Под высотами на восток шириной верст в пять простиралась пойма Кубани—болотистая низина, покрытая морем камыша высотой до двух саженей, где и человек, и зверь легко могли укрыться. За поймой, в центре которой пряталось основное русло Кубани, желтели глинистые обрывы левобережья с несколькими аулами Абазы. Историки почему-то путали ее с Абхазией.

Усомнившись в том, что Шагин-Гирей укрывался в Абхазии, я начал искать происхождение этого названия и нашел его в отчете русского разведчика Ф. Торнау, который в 1839 году писал: «Черкесы, живущие по лесам и ущельям хребта Кавказских гор, на пространстве земли, ограниченной Белою речкой, Кубанью и берегом Черного моря, от Анапы до устья реки Саше, носят между горцами общее название «абадза».

Поэтому и стало низовье левого берега Кубани называться Абазой или Абазией. Через несколько верст слева от дороги начали попадаться развалины селений, где еще полгода назад жили некрасовские казаки. Справа выдавалась в пойму довольно высокая гора, где стоял казачий обзорный пост. Черноморцы на этом месте поставят Новогригорьевский кордон, который будет здесь до конца Кавказской войны.

Обогнув высоту с севера, дорога вновь вышла к пойме. Между двух спускающихся оврагов возвышались валы бывшего некрасовского городка, который в документах генерала Бринка назывался Большой станицей. По оврагам жители городка гоняли скот на водопой. По ним также легко можно было подняться и на Широчанские высоты. Бринк это учел и перестроил городок в укрепление, которое им было названо Некрасовским постом. Чертежей этого укрепления пока не найдено, но па обмерам археологов в начале нашего века известно, что это был правильный редут размером 125X100 саженей. Укрепление, даже будучи перестроенным по приказу Бринка, в общем ничем особенно не отличалось от некрасовского городка у горы Кедомит, развалины которого сохранились до наших дней.

Суворов положительно оценил работу по перестройке городка и приказал его впредь именовать Екатерининской крепостью. Ныне здесь поселок совхоза «Стрелка». В те годы крепость Суджук-Кале была главной базой Турции на Западном Кавказе, поэтому Румянцев в своих инструкциях и требовал от Суворова «недреманным оком внимать на пристань Суджук-Кале, дабы турки не могли оттуда и нечаянно вам сделать диверсию».

В сопровождении Гамбома и конвоя Суворов внимательно осмотрел окрестности и, спустившись по оврагу в пойму Кубани, поехал по кочковатой, схваченной морозом дороге, петляющей среди непроходимых зарослей камыша, на восток, к берегу реки. Суворов впервые увидел настоящую Кубань во всей ее красоте. В это время на левом берегу реки несколько вооруженных мужчин ловили сетями рыбу. Когда их окликнули, они ответили русским приветствием. Рыбаки оказались некрасовцами. Суворов назвал себя и предложил им вернуться в российские владения, на что некрасовцы, как донес Суворов, выразили «желание к спокойствию и возвращению на нашу сторону».

За ужином Суворов интересовался историей здешних мест, взаимоотношениями с местным населением и трудностями, связанными с перестройкой городка. А ответить на это мог только Гамбом, как непосредственный участник событий осени 1777 года.

...Некрасовцы, бежав сюда с правобережья Кубани, на месте античных и римских городищ построили три укрепленных городка, под прикрытием которых со временем появились и хутора. Обилие рыбы, дичи, трав, тучные земли — все это давало возможность некрасовцам жить безбедно. К тому же крымский хан освободил их от налогов, но заставил в случае военных действий Крыма против России выставлять один конный полк. Сорок лет жили здесь свободолюбивые люди, пахали землю, пасли скот, разводили лошадей. Звучными, протяжными песнями Дона встречали и провожали зори, нянчили малышей у своих жилищ, приучали подростков и к тяжелому крестьянскому труду, и к тяжелой пике. А состарившись, рассказывали внукам о тихом Доне, о Разине и Булавине и отправлялись на место своего упокоения, под акации станичного кладбища на склоне горы.

Осенью 1777 года Шагин-Гирей, уже будучи ханом Крыма, предложил некрасовцам переселиться в Крым, но они отказались. Узнав об этом, генерал Бринк тут же послал к некрасовцам делегацию от нескольких станиц во главе с казачьим полковником Барабанщиковым с задачей уговорить их возвратиться в Россию. Когда делегаты прибыли к городкам, некрасовцы их туда не допустили, переговоры вести отказались и, угрожая оружием, прогнали делегатов прочь. Одновременно они под тайным воздействием Батыр-Гирея срочно послали делегацию в Турцию с просьбой взять их под свое покровительство. Шагин-Гирей предложил Бринку истребить некрасовцев, но Бринк решил попытаться еще раз переселить их, но уже силой оружия. С рассветом 17 сентября 1777 года два отряда от Кубанского корпуса выступили к некрасовским городкам. От Тамана отряд повел сам Бринк, а от редута Куркай полковник Гамбом. Не доходя до городков восемь верст, Бринк послал парламентеров. Едва парламентеры приблизились к высотам, как все городки и примыкающие к ним хутора окутались дымом пожарищ.

Позже стало известно, что кто-то из донских казаков тайно предупредил некрасовцев о грозящей им опасности, и они, не мешкая, переправили в Закубанье под охраной свои семьи, а затем перегнали и весь скот. В городках остались только молодые мужчины, решившие защищаться. Но когда заметили подходившие со стороны городка Тамана войска, то, не принимая боя, подожгли свои жилища и побежали к Кубани, где стояли лодки. Большая часть некрасовцев успела переправиться, но подошедший с востока Гамбом начал пушечный обстрел толпящихся у переправы некрасовцев, и они, бросив лодки, рассеялись по камышам. Вскоре некрасовцы, используя развалины античных городищ, построили вдоль левого берега Кубани несколько городков.

...Выехав из Екатерининской крепости, Суворов направился вдоль берега Темрюкского лимана к старшему брату хана Батыр-Гирею, аул которого находился на высоком мысу, известном в истории как Дубовый рынок. В определенные дни мусульманского календаря здесь в недавнем прошлом продавались местными жителями русские пленники, захваченные при набегах. Поэтому и прорывались сюда темрюкскими ериками донские казаки, чтобы отбить пленников, а заодно «пошарпать» прибрежные аулы.

Работорговля возникла здесь давно. Пленников продавали туркам и другим иноземным купцам. Усилившееся Крымское ханство сразу же начало проводить регулярные набеги и на черкесов с целью грабежа и приобретения пленников. «...Всю землю Черкасскую воевали и жгли, — писал в те годы русский летописец, — и жены и дети имали». * * *

Возвратившись в Темрюк, Суворов сразу же приказал корпусной магазин из ретраншемента при замке Адас перевести к Копылу, чтобы он был рядом со штабом корпуса, в центре нового расположения полков. Из Темрюка Суворов выехал уже знакомой дорогой, которая, обогнув южный склон горы Аман-кала, повела мимо странной горы со множеством малых грязевых вулканов (черноморцы назовут ее Гнилой горой) к урочищу Пятибродное. Восточнее некрасовского городка, там, где был спуск с обрыва поймы Кубани к единственной дороге, ведущей к бродам, Суворов и выбрал место для фельдшанца с целью прикрытия урочища.

Укрепление вначале будет названо по урочищу — Пятибродное, но позднее Суворов его переименует в фельдшанец Спасский. Первым гарнизоном в нем станет рота мушкетер Тамбовского пехотного полка с резервом — эскадроном Украинского гусарского полка, для которого рядом будет построена паланка с землянками и конюшнями. Укрепление было под горой, и сигнальные огни, зажигаемые гарнизоном при нарушении границы, плохо различались с соседних постов. Суворов приказал на самой высокой точке горы Кедомит, что стояла в тылу укрепления, оборудовать казачий пост с маяком, огонь которого дублировал бы сигналы и тем оповещал всю окрестность о нападении. Черноморские казаки назовут эту вершину горы Фигурой, ибо сигнальные маяки у них назывались фигурами. Местные жители и сейчас ее так называют. А на месте фельдшанца казаки основали свой кордон Смоляный, у которого в конце Кавказской войны был поселен одноименный хутор (ныне это хутор Южный Склон Темрюкского района).

Прибыв в редут Куркай, Суворов приказывает усилить его различными фортификационными сооружениями — волчьими ямами, подъемным мостом, турами и рогатками — и переименовать редут в крепость Новотроицкую. Пройдет немногим более десяти лет, и крепость вновь переименуют в редут Куркай (Курки), где будет стоять гарнизон от 14-го егерского полка. В 1804 году редут передадут в ведение Черноморского казачьего войска, в паланке поселится Медведовский курень. Рядом будет построен меновой двор для торговли с закубанскими горцами.

Из урочища Куркай Суворов не стал возвращаться старой дорогой. Осмотрев низовья Кубани и Тамань, он сделал вывод, что расположение постов вдали от берега Кубани не позволяет их гарнизонам контролировать имеющиеся там броды, через которые противник совершал свои грабительские набеги. Поэтому Суворов и принимает решение осмотреть правый берег Старой Кубани, чтобы сдвинуть сюда посты корпуса и взять под свой контроль довольно значительную территорию вдоль Старой Кубани.

Переправившись через ерик Куркай, Суворов повернул вверх по его течению и, осматривая по дороге казачьи сторожевые заставы, направился на юго-восток. Затем, не доезжая версты три до устья Старой Кубани, где она, вливаясь в Кара-Кубань, несла свои воды в Кубанский лиман, Суворов повернул на восток, к высоте с несколькими могильными курганами. Поднявшись на самый высокий курган, он увидел окрестности на добрый десяток верст. Прямо под высотой в пологом ложе протекала Старая Кубань, за которой виднелся аул, который черноморцы позже назовут хутором Ханьковым, то есть Ханским. Ниже по реке, правее аула, виднелся брод и проходящая через него дорога. За ним в восьми верстах синела полоса прикубанского леса, где скрывалось устье Старой Кубани. Влево вверх по реке виднелся лес, протянувшийся на несколько верст, а на север на легком косогоре дымки и валы довольно большого укрепления — ретраншемента.

Оценив местность, Суворов решил построить на этом кургане укрепление, размеры которого тут же были определены. В плане он походил на стрелу, наконечник которой находился на кургане, где была пушечная батарея. Укрепление назвали Усть-Кубанским фельдшанцем, но позднее Суворов переименовал его в фельдшанец Славянский, в честь Славянского гусарского полка, входившего в состав корпуса.

Отсюда Суворов поехал к ретраншементу, до которого было около версты. Здесь располагался зимним лагерем казачий полк Денисова. Лагерь стоял в древнем городище овальной формы, оборонительные сооружения из вала и трехугольного рва надежно защищали его. Ворота одни, на восток. Справа от ворот, на кургане, стояла дозорная вышка, рядом с ней — сигнальный маяк с бочонком смолы на вершине. Закончив смотр полка, Суворов по просьбе полкового командира Федора Петровича Денисова попробовал казачьего кулеша и остался здесь ночевать. При заселении Черномории казаки на месте лагеря основали Каневской курень и того же названия одну из первых почтовых станций.

На другой день, сопровождаемый новым конвоем, Суворов переправился через безымянный ерик и двинулся вверх по Старой Кубани к лесу, который он приметил ранее с высоты кургана. Проехав около двенадцати верст, Суворов в урочище Алай-агач (алай-агач — пестрое дерево) выбрал место для нового укрепления. Здесь для этого было все и лес, и вода рядом, и обрывистый берег. Укрепление назвали вначале фельдшанцем Алай-Агач, но позже Суворов его переименовал в фельдшанец Сарский.

Проехав на восток более пятнадцати верст, Суворов обратил внимание на урочище, которое представляло из себя изгиб реки с лесом. Здесь Суворов решил построить укрепление, которое в плане было неправильным многоугольником, примыкающим южным фасом к обрывистому берегу реки. Это укрепление назвали фельдшанцем Правым, ибо если смотреть от Копыла в сторону гор, в Закубанье, то укрепление оставалось по правую руку.

В этот день у Суворова состоялось первое «знакомство» с абреками. Когда он проезжал со своими спутниками вдоль берега реки, из леса на другой стороне реки высыпала толпа и начала стрелять. Конвой схватился за ружья, но Суворов приказал на огонь не отвечать и спокойно, шажком поехал далее под выстрелами абреков.

Через час Суворов выехал к Новому Копылу и, не заезжая туда, направился к уже знакомой ему переправе через Черную Протоку. Паром стоял у правого берега. Рядом, у вырытой в береговом обрыве землянки, горел костер, вокруг которого сидели вооруженные люди в лохматых папахах. Хорунжий, начальник конвоя, прорысил вперед, к берегу, и, привстав на стременах, крикнул хриплым басом «Ого-ого-ого! Станишники. Давай перевоз!» У костра зашевелились, несколько человек взошли по чьей-то команде на паром, и он медленно двинулся к левому берегу. Было тихо. Только лошади отфыркивались, устало постукивая копытами по настилу причала, да вполголоса переговаривались офицеры, разминая затекшие от долгого пути в седле ноги.

Из-за реки, от костра, донеслось негромкое пение. Молодой голос выводил протяжную, как у большинства донских песен, мелодию:
Ой, за Кубанью, да за рекой,
Там донской казак стоял,
Там донской казак стоял,
Ой, да коника выпасал,
Ой, да ковыль-траву он рвал,
Ой, да на раны свои клал.

Тут паром стукнул бортом о причал, загомонили паромщики, лошади испуганно вскинулись, гремя подковами, и песня угасла. Холодный ветер, уже несколько дней дувший в лицо путникам, несколько утих, и в стылом воздухе замелькала снежная крупа. С парома Суворов заметил, что вверх по течению, у крепости Новый Копыл, там, где река делала изгиб, русло ее уже полностью было покрыто молодым льдом. Не заезжая в пост Одоевского, Суворов повернул коня вниз по Казачьему ерику и двинулся вдоль его левого берега в сторону Старого Копыла, в штаб корпуса.

Вот и закончилась рекогносцировка. Суворов на это затратил немногим более недели. Нам не удалось выяснить, был ли Суворов в Ачуеве. Ведь там еще при Бринке был построен небольшой порт для приема доставляемых морским путем грузов из магазинов крепости Дмитрия Ростовского. В те годы грузы, необходимые для Кубанского корпуса, доставлялись подрядчиками в основном по суше. Морской путь обходился значительно дешевле, и Суворов, зная это, видимо, все же посетил Ачуев позднее, когда на Кубани наступили сильные холода и земляные работы приостановились.

Городок Ачуев располагался на левом берегу Черной Протоки, в трех верстах от устья, на острове, образованном рекой и ериком. В плане это был прямоугольник с фасами 240X150 саженей. Укрепления его состояли из земляного вала, усиленного деревянными срубами с земляной засыпкой. По углам возвышались бастионы с трофейными турецкими пушками, а вокруг плаца стояли казармы, дома коменданта и обывателей, в которых квартировали две роты мушкетер. С юга, со стороны Копыла, к городку примыкал форштадт, прикрываемый редутом. Имелся порт и временные склады для хранения грузов.

Вот таким был Ачуев при Суворове. Турки называли его Ачук, или еще проще — Ачу, что означало открытый. Мы можем только представить, как Суворов осматривал городок, как до этого осматривал другие посты и укрепления, где стояли войска корпуса. Как на кухнях проверял качество пищи, лужение медных котлов, не цвелый ли закладывается в них провиант. Если гарнизон пользовался речной или озерной водой, то требовал ее «варить» и только тогда употреблять.

Суворова возмущала грязь в солдатских землянках, и он всегда требовал: «Во всех квартирах всякую нечистоту вычистить, окошки заклеить бумагой, потом окурить, нежели нет порошков, хотя бы порохом с ос-торожностью, дабы при том не сделать пожару, и, таким порядком истребя весь противный запах, войти в квартиры».

Стремясь сократить болезни и смертность в войсках, он неустанно требовал от лекарей строго следить за здоровьем солдат. Но основную ответственность все же возлагал на начальников, которых строго предупреждал:
«Солдат дорог, береги его здоровье, кто не бережет людей — офицеру арест, а унтер-офицеру палочки». А когда Суворов однажды заявил грозному начальству:
«Мне солдат дороже себя», то это мгновенно стало известно всей армии и еще более подняло его авторитет.

В короткие дни рекогносцировки Суворов проверил все землянки-казармы, землянки-лазареты, провиантские магазины С пристрастием осматривал артиллерийские парки, вникая в хранение боеприпасов, сохранность пушечных лафетов, которые были в те годы деревянными и в осеннюю непогодь гнили, а летом рассыхались. Но это случалось только у нерадивых артиллерийских начальников, с которыми Суворову вскоре пришлось столкнуться.

Хозяйский глаз Суворова вникал во все мелочи, ибо обстановка уже предсказывала ему постоянные встречи с неизвестностью, и он, не предполагая еще, какую опасность и какие испытания она на его пути поставит, хотел знать в точности, что и кого он под свое командование принимает.

в оглавление | следующая глава