1886 г. Кавказ. Абхазия, Аджария, Шавшетия, Посховский участок.
Путевые заметки графини П. С. Уваровой.
ЧАСТЬ 1.
24-го - 3 июля.
Новороссийск - только что возникающий русский город на берегу реки Цемес и бухты того же имени, на месте древней Горгипии, по мнению Дюбуа или известной турецкой крепости Сунджук-Кале (Сунджук-Кале или вернее Джуго - Джук-Кале, значит по черкесски - «крепость мышей»). Страбон приурочивает к этой местности город Бата; Сцилокс видит здесь город Патус; Арриан говорит об известном лимане и городе Хиерос, из которого Боек (в Берлине) филологическими доказательствами выводит Горгипию Страбона, -имя, приданное, по его мнению, позднее синдами тому же Хиеросу.
Полюбился же более всех, должно быть, край этот генуэзцам, ибо на всех средневековых итальянских картах Цемесская бухта слывет под именем «Calo-Limena» (красивая бухта). И правы же в самом деле итальянцы: бухта прелестна, как по своим голубым волнам, по далекому синему горизонту, по тихому пристанищу, которое представляет она мореходу, таки по далекому, богатому ущелью, по зеленым своим горам. Правы и мы, когда отдаем справедливость этому прелестному уголку и сожалеем, что край этот почти заброшен, почти совершенно обезлюдев. Местность вокруг Новороссийска еще очень малонаселена; черкесские аулы все исчезли, а заменить их некем и нечем; кое-где малороссийский поселок, кое-где чешская колония, а земля лежит неразделенная, постепенно зарастая бурьяном и мелким кустарником.
Бухта Цемес меньше Севастопольской, но весьма удобна и имеет такой же мягкий, илистый грунт, как и Севастопольская; вдается она в Кавказский берег с севера на запад; северо-востоцная сторона ее имеет ровные каменистые берега и окаймлена хребтом Маркоч или Майн; северо-западная сторона, совершенно сглаживаясь, принимает в себя речку Цемес, которая, не доходя до моря, образует маленькое озеро Шессетуко, поросшее совершенно камышом и травой и более похожее на болото. Западная сторона бухты образует две маленькие бухточки и кончается к югу двумя узкими песчаными языками, соединяющимися треугольником и образующими то, что местные жители называют лиманом. По моим соображеня, лиман этот и весь Новороссийский полуостров следует более подвинуть к юго-востоку, к мысу Дооба, чем это указано 10 вер. картой Кавказа. К юго-востоку мыс Дооба образует еще довольно глубокую бухточку, которая называется многими «фальшивым Геленджиком», так как ее часто принимают за бухту того же имени, расположенную ниже.
Вообще, местность Новороссийска была весьма удобна для древних поселений: все отлогие, почва плодородная, в растительности нет недостатка, а речек, кро,емеса, три, из которых первая оставила следы на главной городской площади довольно глубоких колодцев; вторая у поселка также имеет хорошие ключи и колодцы. Очень может быть, что были и другие речки, следы которых и теперь заметны, но они от времени и небрежности иссякли.
На мысу Дооба и севернее, на одном из отрогов хребта Маркоча, стоят два маяка. Хребет Маркочи и вообще все нас окружающие горы —чисто известковые, эовой формации, и суть не что иное, как откосы, или отпрыски Главного Кавказ - хребта; не имея недостатка во влажности, они покрыты лесом и травой. города земли очень много, но она в ужасном запустении: луга поросли кустарr (колючкою — smilax — держи-дерево или черт-дерево, мелким кратегу- rhamnus paliurus, жидовским деревом — rhus cotinus, скампеей, дубом, ольшаком — хмереч, seringa, кизилом, шиповником, rosa pumila), все более и более необходимым, а лес предоставляется рубить всякому желающему, уплатив за воз )п.
Несмотря на то, что у города земли множество и земля эта могла бы быть щека в чудные луга, так как и теперь в очищенных местах трава самая сочная nвый клевер и горошек), достигающая вам по пояс, пуд сена в Новороссийске гот 50 до 75 коп., а за овес зимою платили по 1 р. 60 коп. за пуд; теперь же он стоит 1 р. 20 коп. Вблизи самого города, между последними его домами и поселком, принадлежащим городу, заметны остатки древних, давно заброшенных построек; тянутся они от ro взморья, далеко по плоскогорью, поросшему мелким кустарником и упираются с северо-западной стороны в отдельно стоящую, пятиверстную гору Скабскую. Все плоскогорье очень каменисто, и потому возможна ошибка; но необходимо изучить эту местность капитальной раскопкой; необходимо проверить сказания древних средневековых писателей; сделать это необходимо неотложно, ибо в эту «у собирается раздвинуться город, и теперь уже, ближе к морю, делят землю на участки.
Далее, над поселком и над выгоном, до самой крепости Сунджук-Кале, земля мягче и плодороднее, чище от камней, но остатков развалин и построек нет. За поселком, плоскгорье также каменистое, но следов построек не заметно. Крепость четырехугольная, с тремя валами и четырьмя башнями не представляет ничего интересного и не сохранила более ни одной цельной стены. За крепостью, на плоскогорье — следы могил и маленьких курганов, прозываемые черкесскими могилами. Некоторые из них недавно разрыты.
25 июня.
Под вечер предприняли поездку в горы по так называемой Крымской дороге. Называется она этим именем потому, что горным хребтом Маркочи доходит до большой станицы Крымской, расположенной по дороге в Екатеринодар. Выехали берегом бухты, мимо озера и, минуя нефтяной завод, завернули на левый берег Цемеса; версты две ехали по топкой, грязной полевой дороге, но, взбираясь к подошве гор, выехали на отличное шоссе, проложенное вдоль Маркочи и его зеленых ущелий. Тихо и спокойно в этих ущельях, точно Тироль или Швейцария. Оборачиваясь, и в особенности при поворотах дороги, видим голубую бухту и далекое море. На 12-й версте, после сильного подъема, местность делается еще красивее: чувствуется большая сырость; вода сочится из-под известковых наслоений; со всех сторон струятся ключи, и величественные буки, грабы и чинары, перевитые, полузадушенные итальянским плющом, clematis в полном цвету и диким виноградом, приковывают наши взгляды. Налево надвигаются этажи гор, из-за которых синеет в тумане продолговатая вершина горы Гудзовой.
Но вот мы завернули направо; ущелье сузилось и углубилось; слышатся говори лепет бурной речки; видны нависшие ивы и зеленая полянка налево, через мост: это речка Небержай и почтовая станция Липки. Река бурлит и, разбегаясь по разным рукавам, образует зеленые островки, обрывает берег, то и дело скрываясь под нависшими ветвями деревьев. Станция, состоящая из нескольких отдельных мазанок, расположена на прелестной зеленой поляне с высоким буковым лесом на задней стороне; но нет слов, чтобы описать убожество, грязь и неряшливость этой почтовой станции. Неужели и под благословенное небо юга перенесем мы нашу лень и вытекающую из нее бедность и нищету, которую мы всегда расположены приписать лишеньям и невзгодам севера? Долго просидели мы у самой станции, налево от последней шоссейной арки-моста, на окраине букового леса, у горного потока. Сколько мысли и поэзии у одного такого уголка, где много сделано природой, но где и человек приложил свою руку и голову! На возвратном пути, при заходящем солнце еще прелестнее обрисовывалась бухта, далекая маячная гора и различные этажи синеватых, туманных гор.
26-28 июня.
Предприняли раскопки в 9 верстах от города, по Анапской дороге (за первым мостом) на потомственных участках, отведенных в 30-х годах первым поселенцам из малороссиян, пришедшим в этот край. Земля эта граничит с городского и состоит из участков в 15, 20 и 40 десятин, которыми владеют мещане новороссийские, имеющие на них только временные, летние мазанки. Иные из этих участков разделаны, частью засеяны, иные представляют ту же неурядицу, как и городские земли. По дороге пришлось несколько раз переезжать вброд Цемес, обыкновенно мелководный, но разлившийся и бурливый ныне, вследствие последних сильных дождей. Пролагает он повсеместно себе ложе по местному известняку, то голому и гладкому, как скала, то по компактной массе голышей, связанных и скрепленных в конгломерат той же разложившейся местной известью.
В Новороссийске немецкая компания устроила цементный завод для разработки этой местной эоценовой формации, состоящей из трех сортов известняка, из которых два сорта обращаются одним обжигом и размолом в лучший портландский и романский цемент; третий — серый, годится на то же употребление при незначительной примеси кремнезема. Раскопки начали мы на правом берегу Цемеса, на солнечной стороне горных откосов, частью совершенно лишенных растительности. Беловатый известняк кое-где прикрыт здесь только серым лишаем, травой того же цвета да прелестным розовым конвольвулусом, который своими живыми красками придает еще большую прелесть местности.
Курганов множество; похоронное поле раскинуто на нескольких десятинах, начиная с голых откосов и уходя в горы до самой их подошвы; они поросли частью лесом и кустарником, который, предохраняя почву от палящих лучей солнца, придает ей некоторую свежесть, прикрывая ее ежегодно своею опадающей листвой и накопляя таким образом хумус, оплодотворяющий почву. Трава здесь снова высокая и пахучая; тысячи цветов пестреют кругом нас. Северному жителю не понять аромата, наполняющего воздух в подобной местности, силы солнечных лучей и живительности воздуха: для этого необходимо провести в ней, как мы, весь день, с 6 часов утра до 8 вечера, изучить ее при утренних лучах солнца, и в полуденный жар, и при вечерней прохладе. В курганах на правой стороне Цемеса один гравий или, скорее, земля, смешанная с известковым камнем, трескуном; на левом берегу - большие курганы, все из чернозема - ясное доказательство, что все они насыпались из земли, взятой тут же, на месте.
Три дня рыли курганы в первой местности, на участке малоросса Кравченко, два остальных дня, разделивши труд, на левом берегу реки, на участке Богословского. Эти последние курганы, числом 7, совершенно иного характера чем первые; расположены они как бы в низине, в укромном местечке у подошвы последних отрогов гор, куда, вероятно, годами сносилась весенними потоками лучшая растительная покрышка с соседних пригорков. Таким образом веками накопился глубокий чернозем, тучный, глубокий, покрывающийся травой выше пояса. Из этого чернозема насыпаны и описываемые курганы, которые во всей окружности обставлены торчком большими известковыми плитами, необходимыми, вероятно, главным образом для удержания легкой, рассыпчатой почвы и для скрепа курганного остова, назначающегося местом упокоения для целой семьи или целого рода. Плиты все очень большие, но верного размера трудно найти, так как все камни сняты поселянами и очень многие переломлены. Дальше к югу, ближе к горам, замечаем большую группу курганов, подобных первому могильнику.
29-го июня.
Посетили Графскую поляну, лучшее гулянье городских жителей, прозванную «Графской» в честь графа Воронцова. Поляна эта не что иное, как продолжение запущенной, заросшей городской земли, на которой, по Цемесу, сохранилось несколько великолепных ясеней - новый образчик неряшливости, невзыскательности и неразвитости русской публики. Вечером проехались по бухте при лунном свете. 30-го июня и 1-го июля посвятили поездке на хутор местного помещика чеха Гейдука. Хуторок Гейдука приютился на левой стороне Цемеса, у последних отрогов Маркочи, вправо от большой Анапской дороги, между чешскими колониями Нефедовки, Кириловки и Владимировки и через дорогу от тех потомственных дарственных участков, о которых упоминалось выше.
В лесу у Гейдука или, скорей, на его участке, поросшем мелким кустарником, перевитом во всех направлениях диким виноградом и цветущей clematis, видели мы два долмена не очень больших размеров и в полуразвалившемся положении. Видели мы здесь также, числом от шести до десяти, насыпи, которые необходимо подвергнуть раскопке с целью расследования: принадлежат ли они к искусственным насыпям или следует видеть в них простую игру природы. Насыпи эти состоят из незначительных возвышений, по которым расположены в беспорядке системы глыбы серого песчаника. Глыбы эти не принадлежат к эоценовой формации, из которой состоит почва долины Цемеса, но подобный им песчаник разрабатывается на ближайшей горе, называемой Гудзовой, и мог в былое время быть принесен или разметан с соседних холмов напором горных вод и потоков. По моему мнению, подобные валуны послужили, вероятно, и для постройки долменов, которые встречаем на здешних горах и постоянно в сопровождении подобных глыб. Раскопки этих насыпей нам не удалось произвести на том основании, что, находясь в этой местности во время самого разгара сельских работ, мы не могли найти довольного количества рабочих, которые в состоянии были 6ы поднимать и перевертывать громадные глыбы, с которыми приходилось 6ы иметь дело.
С Гейдуком осмотрели курганы на участке Кузьмина: первые — на левой стороне Цемеса, с виду подобные разрытым нами на земле Кравченко, но с каменным гробом внутри; вторые — на правом, нагорном берегу Цемеса, с такими же валунами, как у Гейдука. Из первых вынуты кувшинчики, железные сабли, ножи, бронзовый наперсток и пуговки, подобные нашим; причем не могу не упомянуть о позументе, тисненном из тонкой бронзовой проволоки, подобном нынешним растяжным филигранным позументам, служащим к привешиванью у пояса разных необходимых туалетных принадлежностей. Замечу также, что в этих могилах нашлись железные ножи, прикрепленные к ручкам тем же способом, который так обыкновенен для ножей Мерянских могил, состоящим из тонкой двойной проволоки, намотанной вокруг стержня и таким образом соединяющей обе части ножа.
По Анапской дороге проехали через колонию Владимировку и, свернув налево, переехали Цемес и въехали в узкое ущелье между гор. У самой переправы, за огородами селения, налево от дороги, возвышается большой круглый курган, поросший лесом и обложенный при основании правильной стенкой из плитняка, сложенной на цементе. Едем или, скорее, пробираемся каменистой дорожкой вдоль речки, прелестным буковым ущельем. Сильным подъемом поднимаемся на хребет горы. Пред нами, в весьма близком расстоянии вершины Гудзовой горы, горы Черкес и Глебовой; меж ними долина р. Озерейки, налево — чудно-синяя бухта, в тумане бухта Геленджика и море... Направо — еще в более нежных голубоватых тонах Анапа с Азовским морем. По горе, по самому ее хребту, замечаем на равном расстоянии один от другого камни, врытые перпендикулярно в землю, — может быть, межи древних насельников черкесов. Пред подъемом на Гудзову гору, обращаем внимание на перевал (через гору Маркотх), где идет в эту минуту деятельная работа по постройке туннеля для Екатеринодарской железной дороги. Еще крутой каменистый подъем по тенистой буковой роще, и мы на Гудзовой горе. Гудзова гора у черкесов зовется также гора Гуд или Готф. У самой вершины замечаем ломку того песчаника, из которого сложены долмены и загадочные памятники на участке Гейдука, песчаник плиоценовой формации, к которому принадлежит и почва Анапы. Горная возвышенность, расположенная на вершине Гудзовой горы, принадлежит начальнику Новороссийской области, Никифораки.
По ней, вдоль всего хребта, в виду синего моря, в направлении к Новороссийску, то есть с запада на восток, расположены 5 громадных долменов, из которых один сохраняется в целости, если не считать того, что передней плиты у него нет, а задняя хотя на месте, но отвалена. Верхняя плита имеет длины 4 арш. 7 верш., ширины 3 арш. 12 верш.; задняя плита имеет вышины (до земли) 1 арш. 15,5 верш., ширины 1 арш. 11 верш. Говорят, что через балку в лесу сохраняется такой же долмен. Внизу, влево у ног наших, плодородная долина станицы Борисовки; за нею горы Черкес и Глебова. Правее долина реки Дюрсо. Вид с вершины этой прелестный. На обратном пути, проехали на перевал, составляющий временное пристанище железнодорожных инженеров, от которых хотелось собрать сведения касательно археологических вещей, находимых при работах полотна железной дороги. Вещей в наличности не нашли, но получили обещание хранить все находимое и представлять оное по начальству в Екатеринодар. Вечер провели в семье Гейдука в расспросах и рассказах о крае и его нуждах. Невольно чувствуешь себя здесь в гостях, временно пришлыми для заселения этого чудного края: никто - ни чехи, ни казаки, ни хохлы-поселенцы не знают ни преданий, ни даже названий тех рек, долин и гор, между которыми мы движемся, которые проезжаем, которые кормят и поят их. Нет той поэзии, той томительной тоски и ласки, которые чувствовались в рассказах Казбека о его родных ущельях и их прежних насельниках...
Из всего видно, что край нуждается в разумных поселенцах и, в особенности, в разумной администрации, направленной к сохранению, а не уничтожению богатств края: горы, когда-то покрытые сплошным лесом, превращаются мало-помалу в пустыню, благодаря варварскому обращению строителей железной дороги и, в особенности, местных жителей - казаков, которые, очищая осенью поля от бурьяна и кустарника, выжигают огромные площади. Лес пылает тогда по всей окружности, и лесничий, приставленный правительством для его разумного сохранения, любуется с своего балкона пожарищем, как в былое время Нерон пожаром, уничтожавшим Рим. Истребление лесов в этой местности, равно как и на Кубани, зловредно действует на плодородие почвы и на местные урожаи: вот уж несколько лет, как фруктовые деревья Черноморского округа не приносят более плодов. Табаководство довольно распространено в крае, но табачная монополия и сильные налоги убивают ее; одесские же фабриканты-кулаки настолько прижимают производителей, что цена пала с 20 р. на 6 руб. Табак выделывается предпочтительно трех сортов: Трапезунт - высокий, с сильным ростом и более грубым листом; Самсон - более нежный сорт и Дюбек, самый ценный. Взялись и за виноделие, причем Сотерн, Рислинг, Лафит и Бургундское удаются в наилучшем виде. 1-го июля, в 6 часов, вернулись в Новороссийск; вечером хотели опять прокатиться по бухте, но сильнейший ветер широко замутил воды нашей тихой бухты, и местная флотилия (6 лодок и командир, капитан Зайцев) отказали нам в катании.
2-го июля.
Съездили на озеро Абрау, в именье того же имени, принадлежавшее когда-то покойной императрице Марии Александровне, но переданное с тех пор в удельное ведомство. Едем по той же Анапской дороге, поворачиваем влево, забирая мимо 8-й щели или ущелья, из которой вытекает ручеек чистой, свежей воды под нависшими старыми ветвями. Минуем фруктовый сад одного из городских жителей и поднимаемся в гору. Дорога каменистая, мертвая. Лес и здесь в ужасном запустении: большие деревья все изуродованы, выжжены, даже кустарник высох наполовину. В более плодородном, зеленом ущелье приютилась греческая колония Васильевское, с маленькою церковкою и деревянною колокольнею. Еще через ущелье, на речке Озерейке (по местному Назорейке), у подошвы горы Гле6овой — чешская колония Глебово с прекрасно возделанными полями и жатвой значительно богаче, чем у всех остальных хозяев. При взгляде на эти чудные поля даже возницы наши не могли не воскликнуть: «Вот так чехи, вот так хозяева, — не то, что наши казаки без плуга и навоза». Табак и огороды глебовские также заслуживают полнейшего внимания.
Местность становится совершенно уютною, и не будь гор кругом нас, мы могли бы вообразить себя в Украине, среди ее зеленых, благоухающих садов и огородов. Проезжаем несколько раз извилистую Озерейку и довольно долго едем в тени дерев, под нависшими ветвями орешников, под зелеными сводами, образованными цветущею clematis и настоящим виноградом. Одно грустно: чехи также не уважают старыq деревья и развесистые орешники этой местности тоже выжжены пастухами и табунщиками. Еще один крутой подъем, и у ног наших, в глубине ущелья — хутора арендаторов именья Абрау. При спуске с каменистого холма направо от дороги, под кустарником, замечаем маленькие холмики — могилы. При повороте налево видим озеро, поросшее с этой стороны высоким камышом. Пресное озеро Абрау расположено в 6-ти верстах от моря и со всех сторон окружено горами; в окружности имеет оно 7 верст, но за последнее время сильно мелеет. В озере есть источники, которые его питают, но мелеет оно, вероятно, вследствие безобразного уничтожения лесов. Кроме источников карта генерального штаба указывает на речку, вливающуюся в озеро, но она теперь уже иссякла. Кругом озера, на скалах разводятся виноградники, дающие вино высокого достоинства. При имении имеется смотритель, винодел, малоросс из учеников Никитского сада в Крыму, его помощники и до ста человек рабочих. Работают круглый год, так как зимы почти нет, но, как и всегда, имение работает в убыток! Весь поселок состоит из домиков смотрителя и винодела, построенных старанием прежнего начальника отдела, Пиленко, весьма красиво, в виде мингрельских домиков, с балконами и красивою террасою, да кроме того из высокой постройки, с подвалом в нижнем помещении и станками для выжимки винограда наверху. Немного поодаль строится новый подвал огромных размеров. Целый день проходили и просидели мы на берегу светлых вод этого чисто швейцарского озера. Нашла гроза, прошел сильный дождь,опять просияло солнце, а мы все сидели да смотрели, пока солнце не стало заходить и пришлось пускаться в обратный путь.
3-го июля.
В 5 с половиной часов вечера выезжаем из Новороссийска в фаэтоне и дрогах парой по дороге в Геленджик. Проезжаем мимо нефтяного и цементного заводов и мелким, весьма попорченным кустарником и лесом вьемся вдоль подошвы хребта Маркоч с одной стороны, и чудно-синей бухты с другой. Горный хребет этот, огибая бухту, сохраняет название свое до того места, где р. Мезиб, стремясь к морю южнее Геленджика, разрывает его надвое; новая цепь получает название горы Кецегур и тянется до р. Лшады , изменяясь немного в типе, теряя резкость своих очертаний и покрываясь почти исключительно буковыми, грабовыми и фруктовыми деревьями. Хребет Маркоч не достигает более 150 или 200 футов вышины и принадлежит, как я сказала, к углекислой, известковой эоценовой формации, которая в своих глубоких балках и ущельях, у подошвы гори на их откосах и террасах, разлагаясь и выветриваясь обращается в плодородный мергель. Кроме того дождевые и горные потоки сносят с вершин и накопляют в разных укромных уголках массу чернозема, образованию которого немало помогает листва с многочисленных дерев и кустарников.
Черкесы, заселявшие этот край, вероятно, сочень давних пор, отнеслись весьма разумно к сельскохозяйственному богатству края: они не стеснялись и не останавливались пред глубокой обработкой отдельных горных полян и, заселив все горные ущелья, сумели, несмотря на постоянные набеги, жить с достатком, иметь поля и фруктовые сады, водить пчел, рогатый скот и целые табуны лошадей. Достатка этого хватало и на лихого скакуна, и на богатое вооружение, и на изящную одежду. Теперь все изменилось: край покорен, черкесы выселены и новые поселенцы — малороссы, казаки, греки поля запустили, фруктовые сады уничтожили, леса вырубают, а сами, несмотря на благодатный край, ходят такими же нищими, голыми, невзрачными, как и на севере. Приедешь в станицу — построек мало, земли пропасть; вместе с тем нет ни куска мяса, ни курицы, ни яйца, ни хлеба, ни крынки молока, ни зерна овса, ни клока сена. Хлеба и тут, подобно нашим средними северным губерниям, не хватает дальше января. Спрашиваем: котчего не сеете больше?» Ответ один: «сил не хватает»; и одна и та же причина: лень, нерадение и крайнее невежество. Становится и горько, и досадно смотреть на этих поселяв: насилу двигаются, насилу отвечают, грязны до безобразия, начальство же их (избранные или назначенные старосты) и та молодежь, которая вращается среди них с какой-либо служебной или научной целью, — все поголовно какие-то униженные, бескостные, бескровные существа.
Но возвращаюсь к хребту Маркочи. Вершины его острые, конусообразные, с резкими откосами и гранями, нисходящими перпендикулярно к морю. Вершины и откосы покрыты большего частью темного зеленью деревьев и кустарников, между которыми выделяются красноватые кусты уксусного дерева. Едем и еще издалека видим Цинайский маяк, резко выдающийся своими белыми постройками среди зелени, его окружающей, и синих волн его омывающего моря. Вся темно-голубая, скорее, синяя бухта — Саlа Limena поэтических генуэзцев перед нами, за ней голый известковый мыс Сунджук-Кале, а далее за ним темно-зеленая гора Скабская. Вот налево от дороги, ближе к ущелью дача с виноградником, а подальше и винодельня одесского жителя Прокопенко. При повороте дороги видим всю бухту с городом, который кажется нам каким-то белым пятном на синих ее волнах. На скалах показались кипарисы. Высокая, отвесная, голая масса выдвинулась в море, которое теперь, с наступающим прибоем, ревет и плещет у ее подошвы. Птиц не слышно вовсе, поют одни цикады, рой огромных оводов с весьма крепкими, совершенно прозрачными крыльями. После темных, угрюмых кипарисов снова обрадованы зеленым ущельем. Воды бухты бледнеют; гора Скабская подернулась розовым темным цветом; тучки над ее вершиной играют и переливают лучи заходящего солнца. Все как-то стихает, наполняется торжественностью. Отвесные скалы с шумящими волнами напоминают мне далекий, милый, тихий Капри сего фаральонами; гора Скабская довершает оптический обмани рисуется в воображении под видом Monte Solaro.
Невольно переносишься воспоминаниями в этот блаженный уголок чудной Италии, где пришлось еще так недавно прожить, любуясь ясным небом и радуясь солнцу и тихому теплому одиночеству среди волн Средиземного моря. Ввиду Дообской бухты и маяка, того же имени, минуем Цинайский маяк. Налево пейзаж Калама: известковые скалы, кое-где выступающий серый песчаник, кипарис и кустарник. Вот глубокое зеленое ущелье, все переплетенное цветущею clematis; кое-где по горам замечаем сосну, схожую с Pinus taurica, которую мы ради моря, ради скал, ради теплых воспоминаний о Капри и с полною сознательностью ошибочного определения, величаем итальянскою сосною. Темнеет; шуми плеск волн слышится все сильнее и сильнее. Вдруг, на повороте — видим низкую косу, вдающуюся в море среди довольно глубокого залива, волны, набегающие и разбивающиеся о нее, — и все это залитое серебристыми лучами выплывающей луны. Кругом итальянская приморская местность, весьма бедная, мертвая и угрюмая.
Позднее — местность оживляется: снова поля, луга и растительность. Направо, ближе к морю — казачий пост; немного далее греческая колония Кабардинка, расположенная почти на том месте, где находился в былые времена черкесский аул Дооби на речке Накопс, текущей в море в балке, образуемой отдельным отпрыском Маркоча — горой Татшагу, вдающейся в море и образующей в северной своей части Дообскую, а в южной Геленджикскую бухту.
Кабардинка, многолюдная станица, расположенная у подошвы Маркоча, с маленькой церковью и хорошо построенной русской министерской народной школой.
Учителем в ней молодой человек, окончивший курс в Ладожской учительской семинарии, приехавший на место без всякого знания греческого языка, с большой энергией взявшийся за дело и преодолевший все препятствия и уже успевший переслать в свою же семинарию несколько учеников из своей школы, с целью приготовить в будущем для греческих колоний учителей из местного населения. После Кабардинки дорога (до сих пор горное шоссе в отличном состоянии) превращается в простую полевую, правда, более мягкую, но зато более неровную и грязную; местами кипарисы, местами кусты, береста, граб и бук; много мелких балок и ручьев — не то Крым, не то Северная Италия, не то наша святая Русь...
Пред нами блеснуло снова море с серебристыми, блестящими переливами... Это уже Геленджикская бухта. Мы весьма чувствительно спускаемся, бодро подвигаясь по снова каменистой дороге между довольно частым и низким кустарником. Уже 12 часов ночи. Въезжаем в пустынную станицу Геленджик и, не видя нигде огней, останавливаемся в недоуменьи на обширной церковной площади. В Новороссийске нам обещали сделать распоряжение насчет ночлега и направили нас к местному старосте; будим несчастного - он ничего не знает; стучим в дом священника - он оказывается в отсутствии, но человек его просит взойти. Входим и располагаемся кочевкой на полу в гостиной, единственной незанятой комнате; спим не раздеваясь, кто на маленьком диванчике, кто на стульях, кто просто на бурках, на полу.
4-е июля.
Усталые от дороги, спим отлично и просыпаемся только около семи часов, осматриваем захваченный дом, располагаемся с самоваром в саду под развесистым орешником и вступаем в переговоры с казаками и старостой насчет осмотра местности и нашего обеда. Находим женщину, которая обещает накормить, если найдет кур, яиц и хлеба, и отправляемся на разведку. Станица Геленджик расположена при бухте того же имени, на том месте, где была заложена летом 1831 г. русскими крепосца на месте черкесского аула Кутлице, сожженного при высадке победителями.
Геленджикская бухта прелестна: правильным полукругом врезается она в низкие известковые берега; два выступающих мыса закрывают ее с юго-запада; бухта достигает в глубину до 8 саженей и имеет мягкое, илистое дно; ширина при входе, между мысами, 4 версты; ширина бухты в самом широком месте 6 верст. В былые времена она служила черкесам разбойничьим гнездом, где они сбывали приезжим туркам невольников и невольниц; несколько раз русские прекращали торговлю, перехватывали фелюки с добычей, но торговля снова возобновлялась, благодаря этому укромному уголку. Как назывались мысы и кто в былые времена укрепился на них - неизвестно; видны валы, остатки стен и построек и только... Левый, более нагорный мыс, называется ныне Толстым; правый, благодаря своим плавням - Камышевским.
Мы взяли местную фелюку с тремя гребцами и, несмотря на сильную качку, перебрались на сей последний. Здесь, на относительно высоком берегу нашли похоронное поле, состоящее, приблизительно, из 70 довольно больших курганов, большей частью обложенных при основании известковыми плитами, сложенными без всякой отделки горизонтально, без извести и цемента. На поверхности многих из этих курганов заметны каменные ящики, составленные из пяти легких каменных плит, большей частью вскрытых. На других - средина кургана заметно опустилась, что заставляет подозревать провалившийся свод. К несчастью, неподвижность местного населения и жатвенная пора помешали нам проверить наши наблюдения. Есть курганы, сравнительно, гораздо большие; каменные вскрытые ящики все направлены с запада на восток. Между могильниками, разделенными на две группы, ясно заметна широкая дорога, выложенная по концам плитами из того же местного известняка; идет она между плавнями, теряется выше на каменистой равнине и доходит до моря, в котором заметны сваи, может быть остатки прежней пристани.
В Геленджике 102 двора, считая между ними потомственные участки первых поселенцев и те наделы, которыми наделяются новые пришельцы, принимаемые обществом по приговору; кроме того, в поселке живут семьи греков и турок, приходящих на время с целью заработка, ловли дельфинов и морских собак, которых топят на сало. Первые поселенцы этой местности были переведены на казенный счет; казна, обстроив их и дав им все обзаведение, выдавала им годами весь нужный провиант. Шли на таких условиях добровольцы и получали по 45 дес. на дом; шли и по жребию, то есть по принуждению и получали 30 десятин. Приходили, жили, пользовались всем, с краем не знакомились, ставили себе лачуги, годные только для скота и не хотели прилагать рук ни к чему, уверяя, что настоящей земли пет, а которая есть - не производительна. Начальство, зная, что черкесы кормились и даже вели торговлю на тех же землях, не могло согласиться с такими выводами, приезжало, уговаривало, наводило справки; тогда жители нашли следующий выход: подмачивали выданные им семена, поджаривали их и в таком виде сеяли пред начальством, которое в следующем году принуждено было согласиться, что земля в самом деле не в состоянии родить печеного хлеба. В нынешнее скептическое время все вспомоществования прекращены, и земля родит там, где ее возделывают; возделывают ее еще лениво, но все-таки шаг вперед сделан, и начальство поняло, что вина не заодной землей.
Водят здесь и скот - местной горской породы, смесь черкесской с сементальской, скот мелкий, но красивый и молочный, несмотря на то что содержится крайне небрежно и почти круглый год на подножном корму. Среди станицы стоит на огромной, пустынной площади маленькая, беленькая церковь, на том же месте, где в 1831 г. наши храбрые солдаты разбили под дубом палатку, в которой отслужили первый благодарственный молебен. Неподалеку оттуда заметны следы прежней крепостной стены и вала, возведенных и довольно долго послуживших храбрым воинам для защиты от беспрестанных набегов горских жителей, населяющих соседние ущелья. Крепость обратилась в пустынную, унылую станицу; ущелья также обезлюдены, поля, сады, заброшены; на месте прежних аулов видны остатки саклей, сараев, между которыми часто находятся целые запасы прелестнейшего меда, сохраняемого в огромных скляницах, залитых воском. Тут же, на выступах гор и плоскогорьях - бесчисленные могильники, еще раз подтверждающие мнение о том частом населении, которое занимало эти горы. Способ погребения в этих могильниках: легкий каменный ящик с выдающейся каменной плитой, слегка заваленной землею. Вблизи от Геленджика, на одном из горных, лесных откосов, направо от дороги в Новороссийск, находится также дольмен, или богатырская хата. Другой, подобный, но из цельного камня стоял, по словам старосты, у въезда в станицу, но был взорван и перевезен в Кабардинку для водопровода.
Вечером ездили верхом для отыскания долмена; но, несмотря на то что имели при себе местного губернского агронома-землемера, обходившего все ущелья и знающего их по всем закоулкам, и казаков из местной сотни, — мы ничего не нашли. Проскитавшись по кустами овражкам, налюбовавшись светящими мухами (lampiris italica), luci-luci любезной Италии, вернулись домой при чудном лунном освещении и еще долго просидели на крылечке, любуясь луной, пирамидальными тополями, тишиной ночи и звездным небом...